Владимир Жуков - Шкатулка с жемчугом

– От винта! – разгадал маневр, дернул и резко ударил его в плечо Азиат. Берестов едва устоял на ногах. Отдал Азиату техпаспорт на «Ладу», водительское удостоверение и связку ключей. Затем под диктовку составил дарственную.

– Завтра заверим у нотариуса, – сказал круглолицый, пряча бумагу во внутренний карман. Снова повязка легла на глаза заложника. Его вывели во двор, открыли добротный из бетонных плит гараж. Азиат завел голубоватого цвета «Ладу». Прогрел двигатель и выехал за ворота. Берестов на ощупь попытался покинуть гараж, но его остановили.

– Заночуешь здесь,– велел круглолицый. – Утром в нотариальной конторе заверишь дарственную и гуляй, Вася.

– От винта! – изрек Азиат и, обжигая пальцы, выкрутил электрическую лампочку под потолком и тут же разбил ее.– Энергию надо экономить, в стране дефицит.

Берестов услышал за спиной скрежет запираемых стальных ворот и скрежет ключа в навесном замке. Затем шум отъезжающей машины. Он сорвал с головы повязку, но кромешная тьма по-прежнему окружала его. Попытка выбраться из гаража не увенчалась успехом.

3

Утром, ни свет, ни заря прибыли на его «Лада», с чужим номером круглолицый и Азиат. Отвезли его в нотариальную контору, где зажатый с двух сторон, Берестов заверил дарственную на имя. не– ведомого ему племянника.

– Поедешь с нами, отметим это дело. Надо обмыть «колеса». Не каждый день такие подарки получаем, – удержал Степана Азиат, когда «даритель» хотел, наконец, от них избавиться.

– Пошли к черту! – огрызнулся Берестов.

– Зачем так грубо, мы культурные люди, традиции почитаем. подарок полагается обмыть,– вмешался круглолицый, усаживая заложника в машину. Знакомые наручники сковали его запястье, а на глаза наползла повязка.

Ехали долго и молча, как на похоронах. Сначала дорога была ровная и «Лада» мчалась быстро плавно, а потом свернули на проселок и машину бросало на ухабах. и рытвинах.

Степан потерял счет времени.

– Приехали,– устало без былого азарта произнес Азиат, и машина остановилась. Он снял повязку. Свет заходящего солнца больно ударил по глазам.

Берестов огляделся: незнакомая местность, мелколесье, овраг, поросший кустарником с листьями весенней акварели.

– Угощай благодетеля,– приказал круглолицый. «Тертые калачи,– подумал Степан. – За время общения так ни разу не назвали друг друга по именам и даже по кличкам. Очень предусмотрительны».

Азиат достал плоскую бутылку водки «смирновка»

– Давай, мужик, хлобысни, по-нашенски, из горла. А мы опосля тебя, не робей. – он насильно заставил его выпить.

У Берестова перехватило дыхание, он почувствовал, как гортань обожгло денатуратом. «Надули, крохоборы»,– подумал он.

– Не обессудь, на закуску денег не хватило,– съязвил круглолицый, с удовлетворением наблюдая, как убывает водка.

Степан руками, сцепленными наручниками, ударил по бутылке, и посыпались осколки, порезавшие не только Берестова, но и Азиата.

– Ах ты, гнида! – Азиат поспешно вытер окровавленную ладонь о куртку заложника.– Денег на «смирновку» не пожалели, а он всю обедню испортил, пришить тебя мало.

Он порылся в кармане, достал нож, нажал на кнопку и, как жало, выскочило стальное лезвие:

– Щас тебе будет харакири.

– Оставь,– приказал круглолицый.

– Нам мокруха ни к чему.

– Порешим его и концы в воду,– ни унимался Азиат.– Здесь до берега три километра, не больше. Камень на шею и бычкам на корм, ни одна собака не найдет.

– Не горячись,– круглолицый забрал у Азиата нож. Берестова разобрало и он равнодушно взирал на них, словно речь шла о ком-то постороннем.

– Вылезай, развалился, как барин, весь салон испачкал кровью, – вытянул Степана из машины Азиат. – Полежи здесь, оклемаешься и катись на все четыре стороны. Заявишь в милицию, тебе и твоей Лизке хана. Натешимся и к праотцам. Ты понял, морда твои пьяная. Пьешь, как сивый мерин, не просыхая.

Берестов, едва держась на ногах, кивнул головой. К его ногам полетела разбитая в пятнах крови бутылка из-под водки «смирновка».

– Не поминай лихом,– пожелал Азиат.– Пока проспишься, мы будем далеко.

«Лада» круто развернулась и помчалась по старой заброшенной дороге. Через полчаса, когда солнце красным колесом закатилось за поросший мелколесьем холм, Степан, собравшись с силами, побрел в сторону уехавшей машины.

Затемно вышел к трассе. Попытался доехать на попутке, но водители, заметив в свете фар мужчину с неуверенной походкой и в окровавленной куртке, шарахались от него, как от чумного. Но у одного из них дрогнуло сердце и он довез бедолагу до города. Берестов порывался заявить в милицию, но гнусавый голос Азиата, засевший в памяти, страх за жизнь любимой дочери Лизы охлаждали его пыл.