Сью Графтон - В - значит вторжение

Солана придвинулась ближе, фактически подталкивая меня к двери. С таким же успехом она могла взять меня за плечо и выпроводить.

В магазине я тянула время, притворяясь, что делаю покупки как для Гаса, так и для себя. Я не знала, как выглядит брюква, поэтому, после безнадежных поисков, вынуждена была просить помощи у работника магазина. Он протянул мне большой шишковатый овощ, похожий на раздутую картофелину, с восковой поверхностью и несколькими зелеными листочками на конце.

— Вы серьезно?

Он улыбнулся.

— Вы слышали о пюре из репы и брюквы, которое подают к хаггису, шотландскому пуддингу из требухи? Это брюква. Немцы выжили на ней зимой 1916 и 1917 года.

— Кто бы мог подумать?

Я вернулась в машину и поехала домой. Поворачивая с Бэй на Албани, я увидела, как мусорная компания забрала контейнер и увезла. Я припарковалась на освободившемся месте у тротуара и поднялась на крыльцо Гаса с покупками для Соланы.

Она в дверях забрала у меня пакет с продуктами и сдачу с двадцати долларов, потом поблагодарила, не пригласив зайти. Зла не хватает! Теперь придется придумывать свежее оправдание, чтобы попасть в дом.

В среду, заехав домой пообедать, я увидела на своем крыльце миссис Делл, в ее длинной норковой шубе, с коричневым пакетом от Еды на колесах.

— Здравствуйте, миссис Делл. Как дела?

— Нехорошо. Я беспокоюсь.

— О чем?

— У мистера Вронского заперта задняя дверь и на ней записка, что он больше не нуждается в наших услугах. Он вам что-нибудь говорил?

— Я с ним не разговаривала, но это кажется странным. Ему нужно есть.

— Если ему не нравилась еда, я хотела бы, чтобы он сказал об этом. Мы будем рады приспособиться, если у него какие-нибудь проблемы.

— Вы с ним не разговаривали?

— Я пыталась. Я постучала в дверь так громко, как могла. Я знаю, что он плохо слышит, и мне не хотелось уходить, если он уже идет по коридору. Вместо этого появилась его сиделка.

Было видно, что ей не хочется говорить, но в конце концов она открыла дверь. Она сказала, что он отказывается есть, и что она не хочет, чтобы еда пропадала зря. Ее поведение было почти грубым.

— Она отменила Еду на колесах?

— Она сказала, что мистер Вронский теряет вес. Она возила его к врачу, осмотреть его плечо, и он похудел на три килограмма. Доктор был обеспокоен. Она вела себя так, будто я виновата.

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Пожалуйста. Со мной такого никогда не случалось. Я чувствую себя ужасно, думая, что я что-то сделала не так.

Сразу после ее ухода я позвонила Мелани в Нью-Йорк. Как обычно, я не разговаривала с живым человеком. Я оставила сообщение, и она перезвонила в 3 часа по калифорнийскому времени, когда вернулась с работы. Я тогда была в офисе, но отложила в сторону отчет, который печатала, и рассказала о своем разговоре с миссис Делл. Я думала, что ее насторожит эта информация, но она казалась раздраженной.

— И поэтому вы звоните? Я все это знаю. Дядя Гас жаловался на еду неделями. Сначала Солана не очень обращала внимание, потому что думала, что он просто упрямится. Вы знаете, как он любит поворчать.

С этим было не поспорить.

— Что же она собирается делась с едой?

— Солана говорит, что справится сама. Она с самого начала предлагала готовить для него, но я подумала, что это слишком много, учитывая, что она взяла на себя весь медицинский уход.

Теперь я не знаю. Я склоняюсь к этому, по крайней мере, до тех пор, пока к нему не вернется аппетит. Действительно, я не вижу доводов против, а вы?

— Мелани, неужели вы не видите, что происходит? Она строит стену вокруг Гаса, обрубая все связи.

— О, я так не думаю, — ответила Мелани скептически.

— Ну, а я думаю. Он только и делает, что спит, и в этом нет ничего хорошего. Генри и я ходили туда, но он или «неважно себя чувствует» или «не расположен видеть кого-нибудь».

Всегда какое-нибудь оправдание. Когда Генри все-таки с ним встретился, она заявила, что Гас так утомился после этого, что его пришлось уложить в постель.

— Похоже на правду. Когда я болею, мне хочется только спать. Последнее, что мне нужно, это чтобы кто-то сидел там и пытался развлечь меня болтовней.

— Вы разговаривали с ним последнее время?

— Недели две назад.

— Что, я уверена, очень ей подходит. Она ясно дала понять, что не хочет меня впускать. Мне приходится ломать голову, чтобы поставить ногу за дверь.

— Она его оберегает. Что в этом плохого?

— Ничего, если бы ему стало лучше. А ему делается только хуже.