Дэй Кин - Моя плоть сладка (сборник)

— Вы друг той леди, которая...— начал доктор.

Он внимательно посмотрел в ее старые, безжизненные глаза. Казалось, она не видела его.

— Это позор! Это возмутительно! — говорила она — Подумать только, вы делаете человеку одолжение, а она вызывает полицию. Я приму меры против этой клеветы.

Фолл и доктор спустились вниз. В холле они остановились и пожали друг другу руки. Доктор посмотрел на покрытое кровоподтеками лицо и расцарапанные руки американца,

— Может быть, мы перевяжем эту руку?

— Нет, ерунда, все в порядке. Скажите, а как девушка? С ней все будет в порядке, доктор?

— Через несколько дней она забудет об этом происшествии,— сказал доктор.

— Благодарю вас.

Доктор вежливо поклонился и вышел из отеля. Он с трудом проталкивался сквозь толпу к своему автомобилю. Когда он развернул машину, изо всей силы нажимая на сигнал, он чуть не наехал на мальчика, который перелез через перила террасы и помчался через дорогу к дверям в кухню.

Мальчик, работавший на кухне, не слышал сигнала машины. Он ни на что не обращал внимания. Он один из всей толпы искателей бриллиантов сохранил свою добычу. Он поспешил в кухню, держась подальше от шефа Рафаэля. Официанты и кухонные рабочие медленно и неохотно возвращались к своей работе.

Мальчику едва исполнилось четырнадцать лет. Жил он на другой стороне острова в бедной семье, в которой насчитывалось десять детей. У его отца никогда не было своей земли, и мальчик никогда не держал в руках банкноту в сто песет. А теперь радостно сбегал он по ступенькам в подвал. На нижней ступеньке он остановился и ощупал карман брюк. «Он» был там. Мальчик ласково погладил шероховатую поверхность маленького камешка. Где бы его спрятать?

Он посмотрел на мешок с луком, валявшийся на полу. В подвале, освещенном одной-единственной лампочкой, царил полумрак. Вдруг раздался голос:

— Что тебе нужно, мальчик?

Это полицейский. Он сидел в углу на мешке, низко надвинув на глаза лакированную шляпу и попыхивая сигаретой. В руках он держал револьвер.

Напротив полицейского сидел другой человек. Огромный мужчина, иностранец. Все лицо его было порезано и кровоточило. Рубашка и пиджак разорваны в клочья. Руки связаны за спиной веревкой. Ноги тоже были связаны, Он напомнил мальчику тушу животного, которую собираются отправить на рынок.

— Что ты хочешь? — опять спросил полицейский.

— Кто он?

— Немец,— ответил полицейский.— Хочешь, я развяжу его? Он очень любит душить людей.

Но мальчик его не слушал. Как в кошмарном сне он видел третьего, находившегося в подвале. Он лежал на столе, прикрытый серым одеялом, из которого высовывались его ноги и лицо.

Фактически лица никакого не было. Зрелище было ужасное. Более ужасное, чем зрелище боя быков. Мальчик почувствовал тошноту.

Исковерканное лицо человека, которого звали Морисом Ле Планом, было повернуто к лестнице. Один уцелевший глаз, казалось, смотрел прямо на мальчика с его тайной.

— Что с ним случилось? — спросил он тихо,

— Это все из-за бриллиантов,— сказал полицейский.— Ну, бери что тебе надо и убирайся отсюда. Это тебе не кино.

Мальчик ничего не ответил. Он побежал наверх, в кухню, оттуда на террасу и по ступенькам вниз к дюнам.

Запечатлевшееся в его глазах искалеченное лицо было для него дурным предзнаменованием, от которого можно избавиться только при ярком солнечном свете.

Мальчик вынул камень из кармана. Он походил на каплю ключевой воды. Во внезапном порыве мальчик высоко подбросил этот камешек. Высоко и далеко. Поднявшись к голубым небесам, тот упал невидимым в яркий желтый песок.

— Эй, Фернандо, иди работать! Собирай-ка грязную посуду со столиков,— раздался голос.

Мальчик повернулся, и на его лице расплылась улыбка удовольствия. Приподняв руками свой длинный фартук, он начал подниматься по ступенькам, чтобы выполнить приказания официанта.

Мехико душил горячими волнами ужасающей жары, воздух словно пронзали огненные иглы. Приближался дождь. Таково было время года. После дождя город обычно возвращался к жизни.

В это время дня, перед сиестой, на улицах редко встречались пешеходы. На авениде Хуарес стихли крики нищих. Владельцы маленьких лавочек топтались на порогах своих заведений, с нетерпением ожидая момента, когда можно будет закрыть ставни. Даже индейцы уже спали, распростершись на траве лужаек или на скамейках, в большом количестве окружающих Аламеиду.