– Я считала ее своей подругой. И простила бы ей даже кошелек. Но на прошлой неделе я встретила ее у Мирина. Подошла прямо к ней, решила забыть все обиды, понимаете? Но она отнеслась ко мне в высшей степени пренебрежительно. Притворилась, что не узнает меня. – Ее голос стал глухим и резким, а рука, закрывающая лицо, сжалась в кулак. – Поэтому я подумала, если уж она так разбогатела, что может покупать одежду у Мирина, почему бы ей не вернуть мои сто долларов?
– Вам очень нужны эти деньги?
Она даже замахала кулаком, отвергая мое предположение так решительно, как будто я уличил ее в чем-то постыдном.
– Нет, разумеется, я не нуждаюсь в деньгах. Но здесь дело принципа. – Подумав мгновение, она добавила: – Я вам ни капельки не нравлюсь, не так ли?
Я не ожидал подобного вопроса и не был готов ответить сразу. В ней было своеобразное сочетание силы и слабости, часто встречающееся у богатых незамужних женщин.
– Мы с вами принадлежим к разным слоям общества, – сказал я наконец. – Я должен помнить об этом. Это имеет значение?
– Имеет. Но вы меня не поняли. – Она подалась вперед, ее глаза выплыли из полутьмы, а худая грудь с силой прижалась к краю стола. – Деньги для меня мало что значат. Я думала, что Эстер любит меня. Считала ее настоящей подругой. Готовила к соревнованиям по прыжкам в воду. Разрешала пользоваться бассейном отца. Однажды я даже устроила вечер в ее честь – в день ее рождения.
– Сколько же лет ей тогда исполнилось?
– Восемнадцать. В то время она была самой прелестной девушкой в мире. И самой порядочной. Не могу понять, что произошло со всей ее порядочностью?
– Такое случается со многими. Не только с ней.
– Это в мой адрес?
– Да нет, – вежливо объяснил я, – в адрес нас всех. Может быть, это результат радиоактивных осадков или чего-то еще.
Я чувствовал, что нуждаюсь в выпивке более чем когда-либо. Поблагодарил ее и, извинившись, отправился на поиски бара, вскоре увенчавшиеся успехом.
Убранство бара вполне соответствовало общему стилю клуба «Чэннел». Целую стену занимала резная стойка из красного дерева. Другие стены были украшены фресками из жизни Голливуда. В зале находилось несколько десятков подвыпивших гостей, тихо осыпающих друг друга полуночными оскорблениями и ругающих порядки филиппинских барменов. Здесь были актрисы с неподвижным масленым взором, будущие актрисы, в глазах которых застыло постоянное ожидание, какие-то типы, похожие на младших администраторов, старательно терпящие друг друга, их жены, пристально следящие друг за другом, но не забывающие мило улыбаться, и другие.
Филиппинец в белом пиджаке наконец подал мне виски с содовой. Я сел за стойку, оказавшись между двумя совершенно незнакомыми мне людьми, и невольно прислушался к разговорам. Все присутствовавшие здесь так или иначе были причастны к миру кино, а разговоры велись о телевидении. Болтали о средствах массовой информации, о черном списке и увольнениях, о плате за второй показ, о том, кто получает деньги за экспериментальные фильмы, а также о том, что говорят их менеджеры.
Мужчина справа от меня походил на старого актера, но из его слов можно было заключить, что он режиссер. Может, он и был актером, который занялся режиссерской работой. Он что-то оживленно объяснял своей соседке – блондинке с голосом как у лягушки.
– Понимаешь, это значит – с тобой что-то происходит. Ты влюблена в девушку или в парня, смотря по обстоятельствам. То есть девушка, которую он очаровывает, – не та, что на экране, а ты сама.
– Переживания, сопереживания, – проквакала она со смешком. – Почему не назвать это просто сексом?
– Это не секс. Но включает в себя элементы секса.
– Тогда я за это. За все, что включает в себя секс. Это мой собственный философский подход к жизни.
– Прекрасная философия! – воскликнул другой мужчина. – Секс и телепередачи – настоящий опиум для публики.
– А я считал марихуану опиумом для публики.
– О, марихуана – это марихуана.
Слева от меня сидела девушка. Краем глаза я взглянул на ее профиль: молодой, нежный, словно фарфорввый. Она говорила серьезно и горячо, обращаясь к мужчине, сидящему рядом, – стареющему комику, которого я видел примерно в двадцати фильмах.
– Ты сказал, что будешь поддерживать меня, чтобы я не упала, – почти прошептала она.
– Тогда я сам крепче держался на ногах.
– А еще обещал жениться на мне, если когда-нибудь отважишься на такой шаг.
– Я думал, у тебя хватит ума не принимать этого всерьез. Я уже два года на пенсии.
Читать дальше