Росс Макдональд: Насмешливый лик Смерти

У дверей моей конторы меня ждала посетительница ― низенькая дама в свободном синем брючном костюме, синей водолазке и норковом палантине, не придававшем изящества ее коренастой фигуре. Скуластое загорелое лицо казалось мальчишеским из-за коротких темных волос, высоко постриженных на затылке. Она явно была из тех, кто не заявится в восемь тридцать утра, если не провел без сна всю ночь.

Пока я отпирал дверь, дама смотрела на меня снизу вверх с выражением ранней пташки, изучающей непомерно большого червя.

― Доброе утро, ― сказал я.

― Мистер Арчер?

Не дожидаясь ответа, она протянула мне свою широкую коричневую ладонь. Пожатие ее руки, унизанной перстнями, было почти по-мужски крепким. Разжав пальцы, она подхватила меня под локоть, втолкнула в мою собственную контору и захлопнула за собой дверь.

― Очень рада вас видеть, мистер Арчер.

Она уже начала меня раздражать.

― Почему?

― Что почему?

― Почему вы так рады меня видеть?

― Потому. Давайте устроимся поудобнее и поболтаем.

Ее игривость, лишенная обаяния, действовала на меня угнетающе.

― О чем будем болтать?

Дама уселась в кресло у самой двери и оглядела приемную, явно отметив про себя, что комната не велика и скромно обставлена. Ее отношение к увиденному выразилось в том, что она стукнула кулаком о кулак, звякнув при этом всеми своими перстнями. На каждой руке их было по три. Каждое с крупным бриллиантом, с виду натуральным.

― У меня есть для вас работа, ― сказала она, обращаясь к грязно-зеленому дерматиновому дивану, стоявшему у стены напротив. От девчоночьей игривости она перешла к мальчишеской доверительности. ― Может, вы не сочтете это дело стоящим, но я хорошо заплачу. Пятьдесят в день?

― И расходы. Кто вас ко мне направил?

― Да никто. Сядьте, пожалуйста. Я знаю о вас уже сто лет, целую вечность.

― Значит, у вас передо мной преимущество.

Ее взгляд опять обратился на меня, утомленный и постаревший после маленького путешествия по моей убогой приемной. Под ее глазами лежали зеленоватые тени. Может, она действительно не спала всю ночь. Во всяком случае, она выглядела лет на пятьдесят, хотя и подделывалась то под девчонку, то под мальчишку. Американцы никогда не стареют, они умирают, и в этом признавались ее глаза.

― Зовите меня Уной, ― сказала она.

― Вы живете в Лос-Анджелесе?

― Не совсем. Где я живу, к делу не относится. Я сообщу вам только то, что относится, если не хотите, чтобы я у вас заночевала.

― Да боже упаси!

Я буквально кожей почувствовал ее жесткий сухой взгляд, смеривший меня с головы до ног и остановившийся на губах.

― Внешность у вас неплохая и манеры вполне голливудские.

Я был не в настроении обмениваться комплиментами. Резкие нотки в ее голосе и внезапные смены тона смущали меня. Как будто перед тобой не один цельный человек, а несколько не совсем доделанных.

― Это боевая раскраска, ― я встретился с ней глазами и выдержал ее взгляд. ― С кем только не приходится иметь дело!

Она не вспыхнула. Просто ее лицо на мгновение приобрело чуть более темный оттенок. И опять на свет явился недоделанный мальчик:

― А вы не имеете обыкновения перерезать клиентам глотку? А то мне такие попадались.

― Детективы?

― Люди. А детективы тоже люди.

― Вы сегодня просто рассыпаете комплименты, миссис...

― Я же сказала, зовите меня Уной. Я не гордая. Могу я рассчитывать, что вы сделаете то, что я попрошу, и точка? Получите деньги, и до свиданья.

― Деньги?

― Вот.

Она извлекла из синего кожаного кошелька мятую купюру и метнула в мою сторону, словно использованную салфетку в мусорную корзину. Я поймал ее на лету. Это была стодолларовая бумажка, но я не спешил ее прятать.

― Аванс ― прекрасный способ пробудить верноподданнические чувства, ― сказал я. ― Глотку я вам все равно перережу, но сначала дам мышьяку.

― Почему это здесь все так любят острить? ― в задумчивости обратилась она к потолку. ― Вы не ответили на мой вопрос.

― Я сделаю то, о чем вы меня попросите, если это не беззаконно и имеет какой-то смысл.

― Я не предложу вам ничего беззаконного, ― обрезала она, ― и бессмысленного тоже.

― Тем лучше.

Я засунул купюру в бумажник, где она смотрелась страшно одиноко, и открыл дверь во внутреннее помещение.

Там стояло три кресла, потому что не нашлось места для четвертого. Подняв жалюзи, я сел за стол и указал ей на кресло напротив. Но она предпочла жесткое кресло у перегородки, подальше от окна и света.