Эд Макбейн - Людоед, который объелся

Джон подивился про себя, что же такого могла сделать эта странная старая женщина, чтобы оказаться во власти Муна. Он был готов поверить им, но пойти на риск и рассказать всю правду не мог. Он закурил новую сигарету и глубоко затянулся. Рубашка его взмокла от жары, царившей в комнате.

– Мне известно, да и вы знаете, что за вами следит полиция, – сказал Гамайэль. – Вы с ними говорили.

– Скажем так: они говорили со мной, – ответил Джон. – Они знают, кто я! Мун знает, что я в этой гостинице. Если бы я захотел убить его, вряд ли мне удалось бы до него добраться.

– Они будут охранять Обри самым тщательным образом. – Миссис Хейвен с силой поставила стакан на столик. – Повредить ему и бежать может оказаться просто невозможным! Наш безумец пытался осуществить свой план через Прим, а может, и через вас, Уилз. Как знать – если он исчерпает все средства, не сделает ли он это сам? И тогда его схватят…

– Если бы вы не боялись, что вас арестуют, вы могли бы застрелить Муна сегодня днем в Гриле, – сказал Гамайэль.

– В наших интересах, чтобы Мун жил, и да поможет нам Бог! – произнесла миссис Хейвен.

Темная, в красных отблесках комната поплыла перед глазами Джона. Он с трудом подавил готовый вырваться смех. Они показались ему свихнувшимися детьми – все, включая Муна, – разыгрывающими написанную автором мелодраму. Ведь это отель «Бомонд», самая дорогая и фешенебельная гостиница в мире, это Нью-Йорк, воплощение современной цивилизации. В их нелепом заговоре нет чувства реальности. И все же, всего несколько месяцев назад президент Соединенных Штатов заявил, что какой-то миг безумия мог бы превратить всю нашу планету в пылающий погребальный костер. Перед лицом этой идеи можно ли утверждать, что в мире Муна, в мире денег, себялюбия и каннибализма, уничтожение нескольких десятков человек из мести и по злобе – вещь невероятная?

– Я бы рад помочь, – услышал Джон свой собственный голос. – Я сочувствую вам. Я видел, как мой отец лежал с окровавленной головой на ковре в дешевом номере гостиницы. Мун сотворил достаточно зла в этой жизни, чтобы позволить ему творить зло и после его смерти! Я не знаю человека, которого вы назвали моим хозяином. Не имею ни малейшего представления о нем! Полиция старается найти его – и не знает, куда смотреть и где искать…

– Не знаю почему, но я вам верю, – покачала головой миссис Хейвен.

Джон заставил себя улыбнуться.

– Не знаю почему, но и я вам верю, – повторил он.

– Ступайте, Уилз, – сказала миссис Хейвен устало. – Нам с Османом придется о многом подумать.

Джон поймал свое отражение в зеркале лифта, который с захватывающей дух скоростью нес его вниз, в вестибюль. Его рубашка прилипла к груди, светлые волосы слиплись, лицо пылало. Лифтер усмехнулся.

– Я видел, в каком виде выходят из этой парилки! Вы еще лучше других.

– Вы не представляете, – пробормотал Джон. – Там можно зажаривать мясо прямо в комнате на столе!

Он вышел из лифта, вытирая лицо платком. Джерри Додд встретил его с усмешкой.

– А я уже собирался отправить к вам наверх посыльного с кислородом! Мне следовало предупредить вас… Эта девочка, Марго Стюарт, явилась полчаса назад с обычным бумажным свертком. Она поднялась на восьмой этаж, в свой номер.

– Спасибо! А где Харди?

– Пошел в управление. Сказал, что вернется к обеду. Вы могли бы позвонить ему. Что-нибудь стряслось?

– После разговора с миссис Хейвен и ее другом я не знаю, на каком я свете! Позвоню ему из номера. Я должен принять душ и переодеться.

Однако в свой номер он не пошел, а вышел на четвертом этаже, чтобы поймать Элисон. К счастью, она была на месте.

– Молчите! Вы только что выиграли бостонский марафон? – спросила она с удивлением.

– Я только что расстался с миссис Хейвен…

– О, мой бедный Джонни! А я еще велела вам полюбезничать с Тото!

– Это не был светский визит. – И он кратко передал ей суть этого фантастического разговора. – Странная вещь, – сказал он, – я потерял ощущение реальности. Закрываю глаза – и вижу фигуры, бегущие по склону корейской горы в укрытие, – я вижу их в прорезь моего пулемета, из которого я по ним стреляю. Я вижу отца с раздробленной головой. Вижу Муна. Муна смеющегося, Муна угрожающего, Муна с хлыстом в руке. Вижу умирающую мать. Вижу эту старуху из другого века и Гамайэля. И все они каким-то образом живут в состоянии ужаса! Не пройдет и ста часов, как мир может взлететь на воздух. Я не вижу простых вещей, вроде чашки кофе рано утром. Не чувствую вкуса первой хорошей сигареты. Не представляю себе, как можно просто идти по улице, разглядывать витрины. Не могу…