Эд Макбейн - Людоед, который объелся

Он продолжал дальше в том же духе, пытаясь отвлечь меня. Но вопрос заставил меня насторожиться. Слишком уж он был абсурдным.

– Значит, не помните? – уныло сказал он.

– Во всяком случае, ничего существенного не было. Кажется, только мое белье.

– Белье?

– Ну да! Мешок с грязным бельем для прачки.

– Мешок для прачки?

В его голосе слышалось недоумение.

– Простите, я не совсем понял. Ведь шел уже десятый час, и все прачечные были закрыты.

Я вздохнул.

– За телефонный разговор платить будете вы?

– Да, да, только…

– Вот и отлично. В таком случае я готов говорить с вами целую вечность, сколько вам захочется, тем более, во время разговора я вполне могу подремать, поскольку он будет совершенно беспредметным. Там, в городе, есть молодой парень, работающий на станции обслуживания. Он увлекается спортом и уже имеет какой-то разряд. И он меня знает. Он фанатик регби, и если бы я попросил, он сам выстирал бы мне это белье к даже высушил бы его своим дыханием. Вот я и собирался отдать ему этот мешок, чтобы он утром сдал его в прачечную. Вас удовлетворяет такое объяснение?

– Конечно. А что было в этом мешке?

Я снова вздохнул.

– Неужели вы думаете, я помню, сколько пар грязных носков я туда запихал? И неужели это действительно так важно?

– Я не совсем точно выразился. Я хотел знать, каких размеров был этот мешок – большой или маленький?

– Ах, вот оно что! Да, мешок был довольно большой. Там были простыни, покрывала, рубашки…

– Хорошо, достаточно, – задумчиво произнес он.

– Не понимаю я вас. Разве это имеет какое-нибудь значение?

– Скорее всего, не имеет. Я просто прикидываю различные варианты. Большое вам спасибо, Харлан. Думаю, мы еще с вами увидимся.

– Одну минутку…

Но было уже поздно. Я услышал короткие гудки. Он повесил трубку.

Я сел на край кровати и закурил сигарету. О чтении не могло быть и речи. Спать я тоже не мог. Мешок с бельем, лежавший рядом со мной на сиденье?! Зачем, черт бы его побрал, ему нужны были такие подробности? Хотя он и сказал, что это не имеет никакого значения, но, судя по его тону, приблизительно такого ответа он и ждал.

«Надо все вспомнить получше, – сказал я себе. – Надо вспомнить все детали. Тут что-то есть. Правда, никто, кроме Пурвиса, ничего не заподозрил, но ведь он-то за что-то зацепился? Итак, что же мы имеем? Шоссе, практически совершенно пустынное, и этот идиот, догоняющий меня на бешеной скорости. Пьяный в стельку,.. Он налетел на меня. Почему? Потому что слишком много выпил. Но почему же тогда, если он мчался на такой бешеной скорости и был пьян, он не свалился в кювет где-нибудь раньше?

Что-то здесь не так, – продолжал я размышлять. – Я воспринял этот инцидент на шоссе так же, как и все. Пурвис смотрит на него иначе. Его заинтересовал, например, мешок с бельем. Почему? Мешок был светлый…»

Дальше я ничего не мог придумать. Неужели это все-таки преступление, которое полиция проморгала? Может быть, Кеннон вообще не был пьян и сознательно меня cбил? А потом, когда, он сам лежал без памяти, кто-то раскроил ему череп?

«Ну нет, – решил я. – У меня просто разыгралось воображение».

А может, так оно и было? Я, например, знал кое-что, чего не знал Пурвис… но, вероятно, подозревал.

В этот вечер миссис Кеннон была на берегу озера. И может быть, мистер Кеннон стал искать ее, подозревая, что она не одна. Может быть, он старался разглядеть, кто сидит в моей машине. Верх был опущен, и он не мог не увидеть, что рядом со мной никого нет. Хотя… В момент обгона он мог увидеть мешок и решить, что кто-то нагнулся, чтобы его не заметили. Он потерял голову и…

Черт возьми, как все-таки это сложно. Ведь он тоже рисковал жизнью и в конце концов отправился к праотцам. Но кто теперь сможет доказать, что он не был пьян? Может быть, он принял меня за другого? Может, страсть его и ревность были настолько сильны, что ему было на все наплевать…

Гипотез было много, а доказательств никаких. А вот у Пурвиса они, видимо, были. Иначе не стал бы он заниматься этим делом. Наверное, нам действительно нужно встретиться еще раз.

Я кое-как оделся и вышел выпить чашку кофе. Вернувшись к себе, я долго не мог заснуть. Мысли мои то и дело возвращались к миссис Кеннон и к ста тысячам долларов.

С регби покончено. Покончено навсегда. Его у меня отняли. А ведь спорт был для меня всем – и любовью, и средством существования. Чем мне теперь заняться? Давать уроки? Тренировать какую-нибудь захудалую команду? К черту! Заняться коммерцией? Тоже не годится. Я был полой сил и надежд, и вот какой-то пьяница лишил меня всего этого. И, не исключено, сделал это преднамеренно.