Она долго молчала. Все ждали, затаив дыхание.
– Ну что ж, вы правы, – сказала она наконец тихо, почти неслышно. – Я – Виола Брук!
Потрясенный Джон Уилз зачарованно смотрел на миссис Хейвен. Как? Эта нелепая старуха – та прославленная красавица, что сорок лет назад бесследно исчезла из своей гримуборной в середине спектакля? Почти целый год газеты мусолили ее историю и отступились только тогда, когда всякая надежда найти ключ к ее исчезновению оказалась напрасной. Виола Брук, которая, по общему мнению, была любовницей Муна в течение ряда лет после первой мировой войны!
Глаза старой женщины обратились к Уилларду Сторму, сидевшему в кресле у противоположной стены. Он наклонился вперед, глаза его за стеклами очков в темной оправе возбужденно блестели в предвкушении сенсации.
– Я говорю вам правду, Шамбрен, которая мне дорого обойдется! Этот червяк, – миссис Хейвен указала на Сторма костлявым пальцем, – ославит меня на весь мир. Ему обязательно присутствовать при моем рассказе?
– Не беспокойтесь, миссис Хейвен, – сказал Харди. – Он будет делать все, что ему скажут. Ему придется считаться с нами, если он не хочет неприятностей!
– Даже в семьдесят три года женщина остается тщеславной, – сказала миссис Хейвен, не обращаясь ни к кому в особенности. – Некоторые женщины даже в старости сохраняют свою красоту. По многим соображениям, мне пришлось вести другую игру. Чтобы меня не узнали, я сделала себя комическим персонажем. Тридцать лет это была веселая игра. Последние пять лет стали адом!..
– Ваш муж умер пять лет назад, миссис Хейвен? – мягко спросил Шамбрен.
Она кивнула. Глаза ее под густо накрашенными веками были закрыты.
– Мы не хотим причинять вам боль, миссис Хейвен, – сказал Шамбрен. – Но в интересах дела мы должны выяснить некоторые подробности. Осман Гамайэль – ваш друг?
– Настоящий, верный друг!
– Он знает о вас всю правду, миссис Хейвен?
– Да! Он, мой шофер Отто и Обри – единственные, кто до этого момента знали истину.
– Вы знаете, где сейчас мистер Гамайэль?
– Нет. Он ушел от меня, когда я собиралась в театр.
– И ни вы, ни он ничего не знали об убийстве мисс Стюарт?
– Я ничего не знала, пока вы мне сейчас это не рассказали. Осман, уходя от меня, тоже ничего не знал…
– Насколько та история, что вы рассказали Джону Уилзу, соответствует действительности?
– История? – Она взглянула на Джона. – Я полагаю, он принял все как факт! Действительно, есть человек двадцать или более, которые будут морально и социально уничтожены, если Мун умрет насильственной смертью. Он собрал против этих людей определенные факты, и, если он умрет не своей смертью, эти факты будут обнародованы – может быть, его адвокатом, а может, поверенным в делах. Мы с Османом чувствовали, что просто необходимо сохранить ему жизнь. Мы думали, что Уилз, сам ставший жертвой, нас поймет… сможет помочь!
– Значит, насильственная смерть Муна сильно повредила бы вам, миссис Хейвен?
Ее объемистая грудь поднялась и опустилась, как огромная волна, от глубокого, долгого вздоха.
– Мне меньше, – чем другим, – наконец сказала она. – Да, моя личная жизнь станет всеобщим достоянием! Да, моя подлинная личность будет установлена со всей сопутствующей этому шумихой! Но другие окажутся перед лицом настоящего бедствия…
– Но вы объединились с ними, хотя лично для вас опасность не так велика, как для них?
– Да, Шамбрен! Да – потому что, если бы не я, Обри не смог бы превратить жизнь этих, да и многих других людей, вроде Уилза и его отца, в бесконечный ад.
Я виновата, потому что была эгоисткой! – Она посмотрела прямо в лицо Джону. – Я виновата в смерти вашего отца, Уилз, потому что думала только о себе,
– Право же, этому трудно поверить, миссис Хейвен, – сказал Шамбрен.
– Это правда, – возразила она, – хотя должна сказать в свое оправдание, что в течение тридцати пяти лет понятия не имела о том, что происходит, что Обри вытворяет со своей жизнью и с жизнями других людей. Я хочу, чтобы вы знали все как есть, Шамбрен! – Ее костлявые руки крепко сжались.
Шамбрен взял пустую рюмку и подошел к бару. Через мгновение он вернулся, неся высокий старинный стакан, наполненный до краев. Миссис Хейвен поблагодарила его сияющей улыбкой. Сорок лег тому назад эта улыбка, несомненно, была полна сокрушительного обаяния.
– Вот это совсем другое дело] – Она отпила почти полстакана и поставила его на стол. – Я жила с Обри Муном пять лет, Шамбрен. Теперь для меня сказать это – все равно что признаться, что пять лег я болела проказой! Но вначале все было совсем иначе. Последний год войны. Вокруг безрассудство, радость, наслаждение жизнью. В те дни Обри был очарователен! Это было еще до того, как он стал знаменит, но, конечно, уже тогда он был баснословно богат. Мы делали все, что хотели, имели все, что желали. В ту пору я была в зените славы. Я тогда не сознавала, что обладание мной повышало престиж Обри. Он был богат, и людям казалось естественным, что такой человек завоевал прелестную и знаменитую Виолу Брук. Я думала, мне казалось, что мы влюблены друг в друга. Позже я открыла, что Обри никого не любит, кроме себя! Когда к нему пришла слава, после войны, благодаря его писаниям, – я стала ему не нужна, и тогда он начал садистски закручивать гайки. – Из груди старой женщины вырвался глухой звук, может быть, смех. – Тогда, Шамбрен, я могла уничтожить его одним словом – но я этого не сделала. Я думала, что люблю его! Чего он только не делал, чтобы унизить и посрамить меня! Об этом слишком больно вспоминать даже теперь, через столько лет. Я работала в труппе, игравшей спектакль в «Вест-Энде». Спектакль имел, успех и долго не сходил с афиш. За мной стал ухаживать молодой человек, его звали Хейвен. Я привыкла к поклонению. Множество людей воображали, что они влюблены в Виолу Брук! Но Джордж Хейвен был особенно настойчив. В какой-то момент я попыталась избавиться от него, рассказав ему всю несчастную историю моих отношений с Обри. Однако это его не оттолкнуло. И для меня он стал вдруг тихой гаванью, где я могла бы укрыться от бури, грозившей мне крушением. Однажды вечером, как раз перед началом спектакля, он пришел ко мне в гримерную. Я не говорила вам, что он был инженером одной крупной нефтяной компании. Он сказал мне, что его посылают на Ближний Восток. Своему начальству он заявил, что женат и должен взять с собой жену. Пароход отходил в тот же вечер, в девять часов. Он умолял меня уехать с ним. Я отказывалась. Мой спектакль… Моя карьера… А потом, когда он уехал, я поняла, что он – моя единственная надежда, если я вообще хочу как-то жить! В антракте, посреди спектакля, я вышла из театра. Я встретилась с ним на пароходе – без вещей, в чем была. Я не успела забежать домой. Мы отплыли. Капитан обвенчал нас. «Виола Брук» был мой сценический псевдоним. Я венчалась под собственным именем. Если бы какой-нибудь репортер на борту и упомянул об этом эпизоде, мое имя никому ничего бы не сказало. А теперь я стала миссис Хейвен, и это имя тоже не представляло для прессы ни малейшего интереса!
Читать дальше