Пожав плечами, Корридон быстро проверил деньги.
– Все точно, – сказал он, расписываясь на листке бумаги. Потом сунул деньги в портфель, зажал его под мышкой и встал. – Не встретиться ли нам завтра вечером в «Аметисте»? К тому времени будут какие-нибудь новости.
– Хорошо, – напряженно проговорил Ренли. – Мы рассчитываем на быструю работу. Для нас эти деньги много значат.
– Представьте себе, для меня тоже, – парировал Корридон, не сумев скрыть усмешки.
– Мы полагаемся на вашу честность, – напомнил Ренли.
– Конечно, – сказал Корридон, – но это не помешало вам взять у меня расписку, – добавил он, взглянув на Жанну.
Девушка молча и пристально смотрела на него. Ее большие темные глаза были задумчивы, губы плотно сжаты.
– До встречи.
Они не шевельнулись. Корридон сделал несколько, шагов и у самой двери обернулся. Ренли убирал расписку, Жанна застыла у стола, держа руку возле пистолета. Атмосфера была напряженная, но для того, чтобы напугать Корридона, этого было мало. Деньги у него в руках!.. Все получилось до нелепости просто и как никогда легко. Естественно, когда эти люди прозреют, они начнут ему угрожать, но Корридон привык к угрозам и был уверен, что дальше дело не пойдет. И Ян со своим маузером не пугал его. Если эта троица окажется слишком надоедлива, стоит только шепнуть несколько слов Зани, и все будет в порядке. Зани с радостью передаст информацию полиции, особенно такую, которая не касается его клиентов. Он преподнесет их Зани, как на тарелочке.
– Итак, до свидания, – повторил Корридон и через маленькую прихожую вышел на лестницу.
Семьсот пятьдесят фунтов! Теперь операция для Эффи обеспечена.
Пожилой торговец занимался оформлением витрины лавки: толстыми неуклюжими пальцами старался воздвигнуть пирамиду из сигаретных пачек. Он поднял голову, и его взгляд встретился со взглядом Корридона. Проходя мимо, Корридон подмигнул ему.
1
Корридон никогда не жил подолгу на одном месте и поэтому не мог похвалиться уютным гнездышком. После возвращения в Лондон он занимал трехкомнатную квартиру над гаражом, расположенным позади больницы Святого Георгия. Квартиру он снял с мебелью, чистоту и порядок поддерживала приходящая каждый день прислуга, а питался он всегда вне дома, так что маленькой, скудно обставленной кухонькой практически не пользовался.
В комнатах было темно и сыро, постоянный грохот машин, лай собак и другие уличные шумы не утихали ни на минуту, не давали сосредоточиться. Окно спальни, тоже темной и сырой, выходило на высокую, загораживающую свет стену. Но отсутствие покоя и уюта мало тревожило Корридона: он просто не замечал ничего этого. Квартира – это место, где спят; как таковая, она отвечала своему назначению и, кроме того, имела определенные преимущества: находилась неподалеку от Уэст-Энда, все ее окна были забраны решетками, а прочная дубовая дверь запиралась на тяжелый засов. Все остальные помещения дома занимали различные конторы. В шесть вечера служащие уходили, и до девяти утра Корридон оставался один, как в крепости, – вдали от назойливых взглядов и любопытствующих ушей.
Корридон вернулся домой раньше, чем обычно. Он пообедал в маленьком ресторанчике, дошел не спеша по Пикадилли до Гайд-Парк-Корнер [10] Гайд-Парк-Корнер – площадь в Лондоне; примыкает с юго-востока к Гайд-Парку; считается самым шумным и перегруженным перекрестком в Великобритании.
и оказался у себя немногим раньше девяти. Отпирая дверь, он услышал перезвон Большого Бена [11] Большой Бен – колокол часов-курантов на здании парламента и Лондоне.
и остановился, чтобы посчитать удары. Эти звуки неизменно будили в нем ностальгические чувства, вызывая в памяти военную Францию: укрывшись в каком-нибудь потайном месте, он слушал девятичасовый выпуск новостей из Лондона и успокаивал себя мыслью о том, что Большой Бен на месте и будет на месте завтра…
Когда прозвучал последний удар часов, Корридон вошел в квартиру, запер дверь на ключ и засов, включил свет и поднялся по крутой лестнице в гостиную. Сырой затхлый воздух и стерильная чистота напоминали приемную в лечебнице для неимущих.
Прежде чем снять плащ, Корридон опорожнил карманы и обнаружил конверт, который дал ему Ренли; он совсем забыл о нем. Корридон небрежно расправил конверт, прошел в спальню, зажег свет, закурил и повалился на кровать, с удовольствием вытянув ноги. Удачный день – семьсот пятьдесят фунтов!.. Он отнес эти деньги в банк – кассир еще бросил на него удивленный взгляд, – а потом отправился в некий симпатичный домик в Кенсингтоне [12] Кенсингтон – фешенебельный район на юго-западе центральной части Лондона.
, где жил хирург, специалист по пластическим операциям, у которого он лечился после гестапо. И рассказал об Эффи. «Мне плевать, сколько это будет стоить, доктор. Только сделайте». Хирург согласился.
Читать дальше