Раймонд Чэндлер - Свидетель обвинения

— В чем дело? — спросил я.

Седой засмеялся и потер свою широкую красную челюсть.

— Шеф хочет с тобой поболтать.

— Каналес?

— Какой еще Каналес? Я сказал — шеф.

Несколько минут я молча смотрел на шоссе.

— Почему вы не взяли меня на квартире или в переулке? — поинтересовался я наконец.

— Хотели убедиться, что за тобой никто не следит.

— Кто такой шеф?

— Не беспокойся, увидишь на месте. Еще вопросы есть?

— Есть. Закурить можно?

Он придержал руль, чтобы я мог воспользоваться спичками. Сидящий сзади так и не сказал ни слова. Через некоторое время седой приказал мне остановиться и пересесть на его место. Он сел за руль сам.

— Такая машина была у меня шесть лет назад, когда за душой не было ни гроша, — сказал он добродушно.

Я не знал, что на это ответить, молча глубоко затянулся.

Почему убийцы не взяли у Лю деньги, если он был убит в Вест-Кимаррон? А если это произошло в квартире мисс Гленн, зачем было рисковать, перевозя тело в Вест-Кимаррон?

Поднявшись на холм, мы съехали вниз по светлому бетонному шоссе, миновали мост и на середине следующего склона свернули на мощенную щебнем дорогу, вьющуюся среди карликовых дубов. Метелки степной травы, покачивавшиеся на склоне холма, были похожи на водяные фонтанчики. Колеса шуршали по щебню и скользили на поворотах.

Наконец мы добрались до деревянного дома с широкой наружной галереей, стоящего на высоком цоколе из валунов, скрепленных раствором. В тридцати шагах от него, на вершине холма, вращался ветряной двигатель, приводивший в движение электрическую турбину.

Седой медленно подъехал к дому, остановился рядом с коричневым «линкольном», выключил двигатель и поставил мой «мармон» на ручной тормоз.

Затем вынул ключ зажигания, старательно уложил в кожаный чехольчик и спрятал в карман.

Его товарищ отворил дверь дома. В руке у него был револьвер. Я вышел из машины, седой тоже; все вместе мы зашли в дом.

Стены большой комнаты были отделаны искусно отполированными сосновыми досками. Ступая по индийскому ковру, мы приблизились к противоположным дверям. Седой осторожно постучал.

— Кто там? — раздался чей-то голос.

— Это я, Бэсли. Со мной тот тип, с которым вы хотели поговорить, — сказал седой, поклонившись дверям.

Тот же голос из-за дверей приказал нам войти. Бэсли приоткрыл двери, впихнул меня внутрь и закрыл их за моей спиной.

Эта комната тоже была отделана сосной и украшена индийским ковром. В камине с шипеньем и треском пылали сухие поленья.

За большим полированным столом сидел Фрэнк Дорр.

Он принадлежал к людям, любящим сидеть за письменным столом, чтобы опираться на него брюхом, перебирать лежащие на нем предметы и интеллигентно выглядеть. У него было жирное, обрюзгшее лицо, седые волосы ежиком, быстрые глазки и небольшие изящные руки. На нем был слишком широкий серый пиджак. На столе перед Дорром лежал черный персидский кот; он терся о небольшую руку, почесывающую его за ухом, и помахивал хвостом, свисающим с края стола.

— Садитесь, — сказал Дорр, не отрывая глаз от кота.

Я сел в широкое кожаное кресло.

— Как вам тут нравится? — спросил он. — Довольно симпатично, а? Это Тоби, мой дружок.

— Мне не нравится, каким образом я сюда попал, — ответил я.

Дорр поднял голову и посмотрел на меня, слегка приоткрыв рот. У него были красивые зубы — плод стараний дантиста.

— Я человек занятой, — бросил он. — Так было проще всего, чтобы не вдаваться в лишние дискуссии. Не хотите ли выпить?

— Конечно хочу, — ответил я.

Дорр ласково обнял кота, потом оттолкнул его, положил руки на подлокотники кресла и слегка покраснел, прежде чем ему удалось встать. Он подошел к стенному шкафу и вынул оттуда пузатый графин с виски и два стаканчика с золотым ободком.

— Льда сегодня нет, — сказал он, возвращаясь валкой походкой к столу. — Придется пить чистое виски.

Он наполнил оба стаканчика, жестом указал мне на один, сел, закурил длинную коричневую сигару, подвинул сигарницу ко мне, раскинулся в кресле поудобнее и бросил на меня взгляд совершенно расслабившегося человека.

— Значит, это вы засадили Мэнни Тиннена? — обратился он ко мне. — Мне это не нравится.

Я потихоньку цедил виски. Оно было слишком хорошо для питья глотками.

— Жизнь иногда становится сложной, — протянул он так же спокойно и ровно. — Политика, даже когда доставляет развлечение, гробит здоровье. Вы меня знаете. Я человек безжалостный и всегда добиваюсь своего. Теперь мне уже не нужно так много, но если я чего захочу — сделаю для этого все. Я не слишком щепетилен.