Зато в процессе блужданий на свежем воздухе Коля почти протрезвел. Ричу с Ильей уже не приходилось поддерживать его опадающее тело, он шагал довольно твердо и даже горласто затянул неприлично-блатную песню.
С надеждой и отчаянием Рич кинулся к собачнику (эти-то всех знают!) с большеголовым бульдогом свирепого вида:
– Послушайте, здесь живет двухметровая девушка?
Натянув поводок, бульдог глухо зарычал.
– В соседнем дворе, – обнадежил хозяин, осаживая пса. – Она здесь по утрам бегает.
Они помчались в указанном направлении.
Ну наконец-то! Знакомый подъезд с облупленной дверью и неработающим домофоном. Они поднялись на третий этаж и позвонили.
Двухметровая девушка открыла сразу.
– Я уж думала, тебя не будет, – пробасила она откуда-то из-под потолка. – Так вас трое? Давайте бегом, мне на самолет надо.
Приятели виновато просочились в коридор мимо здоровенной, как разложенная лестница-стремянка, дылды в спортивных штанах. При этом щуплый Рич мог бы без труда пройти у нее между ног.
Дылду звали Норой. Они познакомились с Ричем на курсах азербайджанского. Нора собиралась замуж за бизнесмена из Баку (так и не вышла), а Ричу язык нужен был для работы. В перерыве между уроками, во время кофе-брейка с пахлавой они и зацепились языками.
Ее полное имя было Элеонора, но она его стеснялась и, злясь на родителей за имечко, представлялась Норой.
Она оказалась известной баскетболисткой, играла за сборную. На свои кровно заработанные сумела купить двухкомнатную квартирку в спальном районе.
Когда Рич понял, что из съемной квартиры надо сматываться, он позвонил Норе. И – о чудо – она как раз в этот день собиралась за кордон. Причем надолго. Ее команда улетала на сборы, а потом на соревнования.
– Приезжай, дам ключи, – спокойно отреагировала Нора на его просьбу «немного перекантоваться».
Что хорошо было в Норе, она не задавала лишних вопросов. Все по делу. Как на спортивной площадке: проход, прыжок, бросок.
Это была миловидная и стройная девушка. Но из-за роста и 47-го размера ноги мужики от нее шарахались. И еще пугал её низкий голос, тембром похожий на отзвук забиваемой сваи.
Нора сунула Ричу ключи и забросила на плечо спортивную сумку.
– Кубки мне тут не побейте, – бросила она напоследок, покосившись на полупьяного Колю.
– А тебе без травм, – пожелал Рич, и добавил по-азербайджански: – Угур (то есть «удачи»).
Она немного помешкала, улыбнулась и, согнувшись вдвое, звучно чмокнула Рича в щеку.
– Может, нам выйти? – игриво осклабился Коля.
Нора глянула на пьянчугу с добрым сочувствием и представила, как тот летит в баскетбольное кольцо. Та-да, та-да (стук об пол, два об пол) – бросок…
– Ладно, пошла.
Белая куртка с узорчатой вязью орнамента, в котором с трудом угадывалась надпись «Россия», исчезла в дверном проеме. Ножки сорок седьмого размера энергично прогрохотали вниз.
Будильник разбудил лейтенанта Пантелеева в тот самый момент, когда он проваливался в марево очередного бесформенного сна. Хотелось встать и попить воды, но голова была до жути тяжелая.
Наконец он разлепил один глаз. Посмотрел на мир с метафизической угрюмостью. Разлепил второй глаз и увидел полоску света, пробивающуюся из коридора.
«Зачем же я так нажрался», – подумал он, с омерзением проводя языком по сухом нёбу…
Тут же нашелся и ответ. Уж больно ему вчера хотелось выпить с Суставиным. Но идти в кабак в мокрых вонючих штанах было немыслимо.
Пришлось плестись домой, да еще и украдкой. В метро сесть не рискнул – казалось, что от него разит за километр. Шел дворами, продрог. Естественно, дома кинулся греться водкой. Да еще и резво форсировал, испытывая азартную злость…
«Ну что, согрелся? Доволен?» – со стоном укорил он себя. Тяжело покачиваясь, сел.
Паше Пантелееву не повезло с организмом. Спиртное он переносил тяжело. Его обрюзглое тело любило водку, но при этом с трудом ее переваривало.
В обвисшем животе что-то неприятно булькнуло. Голова кружилась. Он понял, что встать не в силах.
Какое там встать! Он сейчас просто завалится и будет спать дальше, черт с ней, с работой.
«Позвоню Сереге. Он добрая душа, подстрахует», – свесив нечесаную башку, решил лейтенант.
Он просидел еще немного. Или много? Время то мертвело, то тикало часами, то прорывалось из нутра бульдожьими спазмами. Незаметно он провалился в сон, в котором его отчаянно и безысходно тошнило…
Читать дальше