Инна Тронина - Людоеды

– Хоть я и не знаю пока сути дела, но уже отвечаю «есть!».

Турчин тоже расстегнул пиджак. В кабинете было жарко из-за раскалённого электрокамина. Вечно мёрзнущий Петренко доводил температуру в помещении почти до уровня бани.

– Так я приглашаю гражданку Муравьёву? – спросил Всеволод, стремительно вскакивая на ноги.

– Конечно! Она уже устала ждать, наверное, – сочувственно сказал Петренко и пояснил Турчину: – Женщину направили из Красногвардейского района. Там даже сразу и не сообразили, куда нужно обращаться. Сначала известили уголовный розыск. А потом уже наверху решили, что нужно подключиться нам.

Грачёв вернулся, поддерживая под локоть женщину лет сорока пяти, в колонковой жакетке и шапке из чернобурки. Турчин без труда определил, что потерпевшая близка к истерике или еле сдерживает слёзы. Не в меру раскрашенные веки дрожали, и под жёсткими от краски ресницами были видны белки. Малиновые, яркие губы большого рта тоже шевелились, тряслись, будто бы дама беззвучно разговаривала сама с собой.

– Садитесь, пожалуйста! – Ничего не понимающий Турчин придвинул ей стул, налил в стакан воды. – Постарайтесь взять себя в руки. На вас лица нет…

– Вас зовут Новелла Ростиславовна? – мягко, участливо спросил Петренко, мельком заглянув в бумаги.

Муравьёва подобрала под стул ноги в белых сапогах на толстых, словно слепленных из воска подошвах. Она несколько раз кивнула, пытаясь проглотить холодную кипячёную воду. Несмотря на меха, Новелла Ростиславовна тряслась, как в лихорадке, и даже не расстегнула жакет.

– Подполковник Петренко, майор Грачёв, капитан Турчин, – сказал Геннадий Иванович. – Мы представляем отдел борьбы с организованной преступностью.

– Да-да, я знаю! Мне говорили в милиции, – давясь от слёз, подтвердила Муравьёва.

– Постарайтесь успокоиться и рассказать, что с вами случилось, – журчащим голосом попросил Петренко. – Ничего не бойтесь и не стыдитесь. Новелла Ростиславовна, почему вы так расстроены?

Муравьёва наконец-то расстегнула жакет, и по кабинету поплыл запах приторно-сладких духов.

– Я… Я, понимаете… Как бы это сказать? Короче, людоедкой стала!

И Муравьёва разрыдалась. Слёзы фонтанчиками брызнули из её глаз и тёплыми каплями покатились по щекам.

Петренко и Грачёв, видимо, уже про это знали, но Турчин аж подскочил в кресле. Сердце заколотилось, и противный болезненный жар разлился по телу. Ничего себе, дельце! Дама, конечно, уже не молодая, но с претензиями, модно и дорого одетая. Сразу видно, что с высшим образованием – и привет! Как это её угораздило, интересно?

Муравьёва сжимала в пальцах мокрый, испачканный в губной помаде платочек. Жемчужина в её кольце тоже походила на упавшую слезу.

– Это всё свекровь, понимаете? Отвратительно видит, очки у неё на минус пятнадцать…

– Как зовут свекровь? – вставил вопрос Всеволод.

– Зинаида Фоминична Муравьёва.

– Сколько ей лет? – продолжал Грачёв.

– Семьдесят один. Без царя в голове бабуля, но мнения о себе очень высокого. Как, впрочем, почти все старики.

– Из кого ещё состоит ваша семья? – Турчин уже овладел собой.

– Муж и два сына. Одному девятнадцать лет, другому – шестнадцать.

– Они тоже ели? – дрогнувшим голосом спросил Александр.

– Все ели! – снова расплакалась Муравьёва.

Она протянула Турчину свой стакан, жестом попросила налить водички.

– Свекровь купила на рынке свинину… Так она сказала нам. Очень хвасталась, что нашла мясо на дешёвке. Я позавчера с работы пришла, а она такая довольная… Это с ней редко бывает, обычно она всегда ворчит. А тут – сияет, будто медный самовар. Свет, говорит, не без добрых людей…

– Новелла Ростиславовна сделала такой большой глоток, что, поперхнувшись, закашлялась.

– Мои мальчишки жрать хотят, как барбосы, да и муж тоже. Нас со свекровью совсем достали, два месяца клянчили мясо. Мы талоны свои им отдавали. Сами клевали, как птички. Всё мало! Им-то наши нормы максимум на два дня, не больше. А тут ещё Новый год скоро, холодильник пустой. Что купишь, они в момент проглотят. Я ещё в воскресенье ревела, что с голым столом придётся праздник встречать. Прихожу, а бабка ко мне кидается. Говорит, что на рынке утречком два кило свинины взяла. По пятьдесят рублей, представляете? Я чуть не упала – ведь на рынке по восемьдесят-сто, не меньше. Я сколько раз хотела там прикупить!

Муравьёва замолчала, собираясь с силами. Петренко с Турчиным слушали её внимательно, а Грачёв ёрзал – его раздражали частые остановки.