Сью Графтон - «Б» - значит беглец

— Об этом рассказывали много историй после ее смерти, но я никогда не слышал имени.

— Вы помните что-нибудь еще, что может помочь? Кого-то, кому она могла довериться?

— Нет, насколько я помню. Вообще-то была одна вещь, которая всегда казалась мне странной. Пару раз той осенью я видел ее в церкви, что ей совсем не подходило.

— В церкви?

— У Боба Хоуза. Не помню, кто мне говорил, но был слух, что ей нравился парень, который руководил там юношеской группой. Как же его звали? Погодите.

Он поднялся и подошел к двери в главный офис.

— Кэти, как звали парня, который был казначеем в выпускном классе в тот год, когда убили Джин Тимберлейк? Ты его помнишь?

Последовала пауза и бормочущий ответ, который я не расслышала.

— Да, это он. Спасибо.

Дуайт Шейлс повернулся ко мне.

— Джон Клемсон. Его отец — адвокат Фаулера, да?

Я остановилась на маленькой стоянке позади офиса Джека Клемсона. Солнца не было, дул прохладный бриз. Мужчина подстригал кусты в боковом дворике.

Я поднялась на крыльцо, подождав минуту, перед тем, как войти. Всю дорогу я репетировала, что сказать, испытывая раздражение за то, что он скрыл информацию. Может быть, она не относилась к делу, но это уж мне решать. Дверь была открыта, и я вошла в фойе.

Женщина, которая подняла взгляд, должна была быть его постоянной секретаршей. Ей было за сорок, миниатюрная, волосы выкрашены хной в рыжий цвет, проницательные зеленые глаза и серебряный браслет в виде змейки, обвившейся вокруг запястья.

— Мистер Клемсон на месте?

— Он вас ждет?

— Я пришла, чтобы сообщить ему данные по делу. Меня зовут Кинси Миллоун.

Она рассматривала мою одежду, взгляд путешествовал от свитера к джинсам и сапогам, с едва заметной тенью отвращения. Я, наверное, выглядела, как некто, обвинявшийся в мошенничестве с государственным пособием.

— Минутку, я проверю.

Ее взгляд говорил «маловероятно».

Вместо того, чтобы позвонить, она встала из-за стола и засеменила через холл к его офису, юбка-клеш подергивалась при ходьбе на ее маленьких бедрах. У нее было тело десятилетней девочки. В ее отсутствие я обследовала стол, пробежала документ, над которым она работала. Чтение вверх ногами — это лишь один из скрытых талантов, который развился у меня при работе частным детективом.

«и ему запрещается беспокоить, досаждать, угрожать или причинять вред истцу…»

Для современного брака это звучит, как добрачное соглашение.

— Кинси! Привет, рад вас видеть! Проходите.

Клемсон стоял в дверях своего офиса. Он был без пиджака, воротник расстегнут, рукава закатаны, галстук перекосился. Габардиновые брюки выглядели как те же самые, в которых он был два дня назад, помятые сзади и на коленях. Я прошла за ним в офис, в кильватере сигаретного дыма. Секретарша просеменила обратно к своему столу, источая неодобрение.

Оба стула были завалены книгами, клочки бумаги торчали там, где он решил сделать закладку. Я постояла, пока Джек не освободил мне место, чтобы сесть. Он обошел стол, шумно дыша. Потушил сигарету, покачивая головой.

— Потерял форму.

Он сел, откинувшись в своем вращающемся кресле.

— Что же нам делать с этим Бэйли? Парень совсем чокнутый, сбегать таким образом.

Я рассказала о ночном звонке Бэйли, повторив его версию побега, пока Джек почесывал переносицу и качал головой.

— Вот балбес. Невозможно объяснить поступки этих ребят.

Он достал письмо и подтолкнул ко мне.

— Взгляните. Знаете, что это такое? Письмо ненависти. Одного парня посадили двадцать два года назад, когда я был общественным адвокатом. Он пишет мне каждый год из тюрьмы, как будто это я с ним сделал. Проводилось исследование — кого заключенные винят за свой приговор, знаете, «почему вы в тюрьме и чья это вина?» Никто никогда не сказал «это моя вина, потому что я дурак». Парень номер один, которого обвиняют — это их собственный адвокат. «Если б у меня был настоящий адвокат, вместо общественного, меня б не посадили.» Это номер один — собственный адвокат.

Парень номер два, кого обвиняют — это свидетель, который дал показания против него.

Номер три — вы готовы? — это судья, который вынес приговор.

«Если б у меня был честный судья, этого никогда бы не случилось».

Номер четыре — полицейские, проводившие расследование, тот, кто его поймал.

И в самом конце — адвокат обвинения. Меньше десяти процентов опрошенных могут даже вспомнить имя прокурора. Я нахожусь не с той стороны бизнеса.