Я вошла через стеклянную дверь. В коридоре доминировал автомат с пепси-колой. Слева находилась закрытая дверь, которая, судя по табличке, вела в комнату для судебных заседаний. С другой стороны коридора располагались два маленьких офиса, с открытой дверью между ними. Полы покрыты блестящим коричневым линолеумом, столы из светлого дерева, металлические шкафы, вращающиеся стулья. Там находились двое полицейских и штатский клерк, последний разговаривал по телефону. Тихое бормотание разговора заглушалось ровным низким гулом полицейского радио.
Сержант Покрасс оказалась женщиной, лет тридцати, высокой и подтянутой, с короткими волосами песочного цвета и очками в черепаховой оправе. Светло-коричневая форма, казалось, была сшита на нее: все функционально, ни одной складочки. Ее лицо ничего не выражало, карие глаза были пронзительными и холодными, а ее деловая манера граничила с грубостью. Мы не стали тратить время на любезности. Стоя у короткой стойки, я ввела ее в курс дела, стараясь быть краткой и точной. Она слушала внимательно, не перебивая, и, когда я закончила, сняла телефонную трубку. Она позвонила в местную больницу, Пионирз Мемориал, спросила бухгалтерию и заговорила с кем-то по имени Летти. Придвинула к себе желтый блокнот и взяла идеально заточенный карандаш. Что-то записала, ее почерк состоял из линий и углов. Я уверена, что даже в двенадцать лет она никогда не делала улыбающейся рожицы из точки над i. Она положила трубку и использовала линейку, чтобы оторвать полоску бумаги, на которой написала адрес.
— Агнес Грей поступила в больницу 5 января, после того, как скорая помощь подобрала ее возле кафе в центре города, где она упала. Диагнозы при поступлении — пневмония, недоедание, острое обезвоживание и слабоумие. Второго марта ее перевели в реабилитационную больницу Рио Виста. Вот адрес. Если найдете ее, сообщите нам. В противном случае, можете вернуться и заполнить заявление о пропавшем человеке. Мы сделаем все, что можем.
Я взглянула на бумагу, сложила ее и положила в карман джинсов.
— Большое спасибо за помощь.
К тому времени, когда я закончила фразу, она уже отвернулась, вернувшись к печатанью какого-то рапорта. Я использовала свою протянутую руку, чтобы почесать нос, чувствуя себя так же, как человек, помахавший рукой в ответ кому-то, кто махал совсем не ему.
Когда я шла к машине, мне пришло в голову, что персонал в реабилитационном центре может не захотеть дать мне информацию об Агнес Грей. Если она до сих пор там, я, возможно, могла бы узнать номер комнаты и попасть туда. Если ее выписали, все может стать сложнее. Медицинский персонал теперь не такой разговорчивый, как был раньше.
Слишком много судов, касающихся распространения личной информации. Нужно быть осторожной.
Я вернулась в мотель, где расстегнула вещевой мешок и достала свое платье на все случаи.
Встряхнула его хорошенько. Эта верная одежка — единственное платье, которое у меня есть, но оно подходит ко всему. Оно черное, без воротника, с длинными рукавами и молнией на спине, сшитое из какой-то скользящей чудесной материи, которая выдерживает неограниченное издевательство. Его можно мять, комкать, сидеть на нем, выкручивать, или скатать в шарик. Как только вы его отпустите, материал вернется в первоначальное состояние. Даже не знаю, зачем я его взяла, должно быть, надеялась на веселый вечерок в городе. Я положила платье на кровать, вместе со слегка стоптанными черными туфлями на низком каблуке и черными колготками. Приняла трехминутный душ и обновила свой образ.
Через тринадцать минут я сидела в машине и выглядела, как взрослая, по крайней мере, надеялась на это.
Реабилитационный центр Рио Виста находился в центре жилого района, старое двухэтажное здание, выкрашенное в потускневший серо-бежевый цвет. Территория была окружена сетчатой оградой, широкие ворота открыты на автостоянку. Это место не было похоже ни на одну больницу, которые я видела. Нигде ни травинки, только потрескавшийся асфальт, на котором стояли машины.
Подходя к главному входу, я увидела на хрупком асфальте еле заметные круги и квадраты.
Только когда я вошла и стояла в фойе, до меня дошло, что это было. Игровая площадка.
Когда-то здесь была начальная школа. Линии были нанесены для игры в гандбол и тесербол.
Помещение было почти таким же, как начальная школа, в которую я ходила. Высокие потолки, деревянные полы, светильники, похожие на маленькие луны. Напротив меня, у стены, был питьевой фонтанчик, белый фарфор и блестящий хром, прикрепленный низко, рассчитанный на рост ребенка. Даже запах был тот же, овощного супа. На мгновение прошлое стало осязаемым, прикрыло реальность, как кусок целлофана, заслонив все.
Читать дальше