Придерживая миску рукой, Генри принялся ловко взбивать яйца. У меня в таких случаях они обязательно выплескиваются через край.
– А когда это ты была жертвой? Скажи на милость. Не стоит передо мной оправдываться. Ты сделала то, что сделала. И не надо философии – звучит фальшиво. Если бы ты приняла единственно верное решение после долгих раздумий – тогда другое дело. А ты убила человека сгоряча, повинуясь инстинкту самосохранения. Это не повод затевать политическую кампанию и едва ли можно назвать поворотным моментом твоей духовной жизни.
Я попробовала улыбнуться:
– Ну я ведь все-таки неплохой человек, правда?
Ненавижу, когда мне тоскливым голосом читают нотации. Мне хотелось доказать ему, что я взрослая женщина и способна смотреть правде в глаза. Только теперь я поняла, что сама не очень уверена в этом.
Генри грустно посмотрел на меня и снова занялся взбиванием яиц.
– Кинси, то, что с тобой произошло, ничего не меняет. Просто надо честно во всем разобраться. Если ты вышиб кому-то мозги, это не проходит для тебя даром. И не надо разводить демагогию.
– Да, конечно, – смущенно пробормотала я. Передо мной вдруг возникло лицо человека, который заглянул в мусорный бак за секунду до того, как я выстрелила. Могу поклясться, что в тот момент явственно – словно при замедленной съемке – видела, как первая выпущенная мной пуля, прежде чем прорвать плоть, растянула ее, точно резиновую. Я отогнала прочь это видение и встала со словами: – Надо бежать, – но на сердце у меня кошки скребли.
Я вышла, ни разу не оглянувшись, чувствуя, что Генри провожает меня грустным, исполненным сочувствия взглядом.
На улице я постаралась выбросить все это из головы. Пусть покоится в маленьком, уютном ящичке. Сделала несколько упражнений для подколенных сухожилий. Бегаю я не так быстро и не так далеко, чтобы разминаться как сумасшедшая. Знаю, кто-то скажет, что разминка перед бегом должна быть полноценной, а то в противном случае травмы вам обеспечены, но я не настолько трепетно отношусь к своим занятиям бегом, чтобы так надрываться. Впрочем, одно время я, как прилежная ученица, ложилась на газон, вытягивала одну ногу в струнку, а вторую отбрасывала в сторону, будто у меня перелом бедра. После таких упражнений я долго не могла встать и только беспомощно переваливалась с боку на бок, словно перевернувшийся на спину таракан. Наконец я решила, что могу поплатиться растяжением паховых связок, и отступилась. Все равно никаких травм во время забегов у меня никогда не было – как не было и особенной любви к бегу. Мне так и не удалось испытать знакомой любому – кроме меня – бегуну эйфории. Быстрым шагом, стараясь ни о чем не думать, я направилась в сторону бульвара.
Обычно я пробегаю три мили по протянувшейся вдоль пляжа велосипедной дорожке. Я давно привыкла определять расстояние по странным рисункам на ней и всегда жду, что вот-вот появятся следы диковинных птиц или след протектора, пересекающий бетонные плиты и теряющийся в песке. На пляже всегда полно "дикарей": кто-то базируется здесь постоянно, кто-то – проездом. Разбросанные под пальмами спальные мешки напоминают огромные зеленые личинки или сброшенную какими-то ночными животными кожу.
Воздух был сырой и холодный; океан, казалось, погрузился в спячку. Между облаками кое-где появились просветы, но и там небо было тусклое, точно выцветшее, солнце и не думало показываться. Вдалеке параллельно линии берега разрезал океанскую гладь быстроходный катер, оставляя за собой серебристый след. Горы покрыты темно-зеленой растительностью, словно замшей, которая на вершинах протерлась, обнажив мрачные скалы.
В районе Ист-Бич я повернула назад, пробежала оставшиеся полторы мили и перешла на шаг – чтобы остыть. Последнее у меня получается особенно хорошо. Приняв душ и одевшись, я села в машину и отправилась в офис Пэм Шарки на Чепел-стрит. Пэм была страховым агентом, а Леонард Грайс – ее клиентом. Мне хотелось убедиться, что все обстояло именно так, как изложила Вера. Вере я доверяю – просто я не привыкла полагаться на слово. Вдруг Грайс оформил генеральную страховку в другой компании? Откуда мне знать?
Дом Вальдеса расположен на углу Чепел и Ферия-стрит. Ферия по-испански значит "ярмарка". Я это знаю, поскольку посмотрела в словаре, я подумываю о том, чтобы поступить на курсы испанского, но все как-то руки не доходят. Я могу сказать taco или gracias [2], только вот с глаголами у меня плохо. Дом Вальдеса вполне типичен для этой части города: белый двухэтажный особняк с красной черепичной крышей, большими арками и узорными решетками на окнах. Яркие синие тенты-навесы, ухоженный газон. Во дворе пальмы и фонтан, в центре его скульптура обнаженного мальчика, который мучает каменную рыбку.
Читать дальше