Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы

— Погоди, я уйду, — попыталась я подняться.

— Сиди! — сказал он негромко, но властно. — Я пока еще жив и пока еще в силах заставить тебя выполнять все то, что скажу.

Самойлов поднялся с места. Я вся сжалась, ожидая, что он сейчас подойдет ко мне.

Только теперь я подумала о его болезни. Ведь если он сейчас попытается со мной что-то сделать, мне не отбиться от него. И тогда я останусь носителем той заразы, против которой все человечество не в состоянии придумать противоядие!

Однако Шеф снова перешагнул через тело Светланы — Своей Женщины! — поднял с пола бутылку и вернулся на место. Посмотрел, осталось ли в ней еще хоть что-то. Удовлетворенный увиденным, опять обратился ко мне.

— Короче говоря, Виолетта Сергеевна, время нашего договора подходит к концу, — проговорил он. — Теперь вы видите, что никто не сможет обвинить вас ни в чем, ни в клевете, ни в том, что вы замараете мое имя. Ну а что касается других людей, то тут ваше полное право: кого хотите, того и упоминайте — мне это, признаться, все равно…

Он глядел на меня уже заметно хмельно. Но и как-то отрешенно, будто видел, познал уже нечто недоступное простым смертным. И говорил о земном с какой-то натугой, будто довыполнял какую-то миссию.

— Короче, издавай книгу, делай с моим именем что хочешь. Кстати, где деньги?

— Какие деньги? — не поняла я, о чем он говорит.

В самом деле, до денег ли тут было?

Он усмехнулся:

— Что значит «какие»? Деньги, которые тебе должен был передать мой друг Мезенцев!

Мы оба посмотрели на труп.

— Не помню…

— Поищи.

Мне было страшно подниматься и передвигаться по этой жуткой комнате. Впрочем, идти далеко не пришлось. Конверт с долларовыми бумажками лежал неподалеку, на столике.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул Самойлов. — А теперь одевайся!

Снова я уставилась на него с недоумением.

— Что вы сказали?

— Одевайся. Ну не можешь же ты идти по городу в таком виде…

Я невольно покосилась в зеркало. В самом деле: небрежно напяленный сексуальный халатик, растрепанные волосы, размазанная косметика…

— Давай-давай, переодевайся!

Взявшись за концы слабо затянутого поясочка халата, я покосилась на Самойлова.

— Ну а как же вы… — проговорила несмело.

— Мне так мало в этой жизни осталось, что доставь еще хоть одно удовольствие, — ухмыльнулся он.

Признаюсь, колебалась я недолго. В конце концов желание как можно скорее покинуть этот дом кошмаров и этого полусумасшедшего человека быстро победило чувство стыдливости. Под его жадно горящим взглядом я постаралась как можно быстрее облачиться в одежду. Но, как обычно бывает в спешке, никак не могла попасть руками и ногами куда следует.

Но в конце концов справилась и с этой задачей. И замерла перед ним, не зная, что еще мне прикажет делать человек, решившийся на смерть и в то же время имеющий на меня такое влияние.

— Умойся. И причешись! — продолжал распоряжаться он. — Побыстрее.

Чтобы попасть в крохотную туалетную комнату, расположенную за дверцей в дальнем углу, надо было обогнуть кровать, на которой лежал Петр, пройти мимо Самойлова, миновать тела Светланы и Таисии… Пересилить себя и сделать это я не могла. Однако, даже несмотря на свое состояние отупения, понимала, что с лицом что-то нужно сделать.

Схватив со столика флакончик с какой-то пахучей жидкостью — уж не знаю какой, — плеснула ее на ватку и быстро вытерла ею лицо. Потом столь же торопливо провела щеткой по волосам.

— Вот и отлично.

Вячеслав Михайлович был явно удовлетворен.

— Теперь возьми свои документы и деньги!

Благо, сумочка находилась тут же. Конверт с деньгами — тоже!

Самойлов между тем достал из кармана пухлый бумажник, швырнул его мне. Я его неловко поймала.

— Забери себе из него все!

— Мне не надо…

Он цинично ухмыльнулся:

— Чтобы женщина — да от денег отказывалась!.. Которые ей дают, к тому же, ни за что! Такого не бывает… — однако ехидного тона не выдержал и повысил голос — Не выпендривайся, бери все, что там есть. Мне оно уже не пригодится, а у живых лишних денег не бывает.

В бумажнике оказалось еще порядочно — уж не знаю сколько, не считала, — долларовых купюр, в основном «соток», наши «стотысячники»… Я все это тоже выгребла и сунула в сумочку. И положила пустой бумажник на столик.

— Вот теперь все!

Вячеслав Михайлович запрокинул голову вверх. Потряс бутылку, вытряхивая последние капли коньяку над раскрытым ртом.

— Символично, правда — последние капли коньяку и последние капли жизни, — криво усмехнулся он.