Николай Стародымов - Исповедь самоубийцы

— Привет, Старый! Бросай все и срочно ко мне. На столе рукопись. Прочитай и оцени. И делай с ней потом все, что сочтешь нужным. Пока!

Летка оттараторила эту тираду и отключилась. А я тоскливо смотрел на рябь динамика автоответчика. В этом вся Летка! «Бросай и приезжай…». А если у меня дела, если я устал, если мне лень?..

Проклиная все, и в первую очередь Леткину взбалмошность, я таки поехал к ней домой. Хорошо еще, что я приехал домой раньше жены, прослушал записанную на автоответчик просьбу срочно приехать и стер ее. Объясняйся потом с благоверной!..

Там все прошло незатейливо, без каких-либо непонятностей. Впрочем, тут я не совсем прав. Что значит «без непонятностей»? Они, эти «непонятности», начались с того, что дверь и в самом деле оказалась незапертой. Я ее просто толкнул — и она точно так же просто открылась. Это, конечно, по нынешним временам нечто неимоверное. Но это Леточка, ее нужно знать. Дверь незаперта, защелка замка застопорена так, чтобы не могла выполнить свою главную функцию. И дома никого нет.

Вернее, я так думал, что никого нет, потому что никто меня не встретил. Ну а заглядывать во все комнаты не стал. Напрасно, наверное. А может, и хорошо, что не заглядывал… Как бы то ни было, все произошло именно так, как описываю.

Я вошел в квартиру.

— Летка! — крикнул в гулкое трехкомнатное пространство. — Ты дома или как?

Мне ответила тишина.

Ну, на нет и суда нет, рассудил я философски.

Прошел в большую комнату. Там на столе увидел синюю папку. Это был единственный предмет на столе, так что ошибиться было бы просто невозможно при всем желании. Папка была, как я уже говорил, синяя и, о чем я еще не упоминал, полупрозрачная. Потому я без труда разглядел в ней пухлую стопку листочков с отпечатанным текстом. Как я понял в тот момент, это была рукопись очередной Леточкиной книги.

После ошеломляющего триумфа с предыдущей книгой появление из-под ее пера нового произведения не могло удивлять. Странно было другое — способ, которым она желала передать свой шедевр человечеству.

Ну да не мое это дело. Мавр, по Шекспиру, должен сделать дело, а потом скромно удалиться.

Я сунул папку в свой кейс и вышел из квартиры. Опустил вниз «собачку» на замке. Защелка хищно высунула свой треугольный язычок. А когда я захлопнул дверь, она с удовольствием клацнула в металлическом пазу.

…Дома жена меня встретила с явственно сквозящим во взгляде подозрением.

— Ты чего так поздно?

— Надо было заскочить кое-куда, — ответил я честно, но уклончиво.

— А почему записи автоответчика стерты?

Черт побери, и угораздило же меня согласиться на уговоры жены поставить этот «самоответчик»!

— Не знаю. Может, я их стер случайно.

— Случайно?.. — Сарказму в голосе жены мог бы позавидовать сам великий насмешник Марк Твен.

— Ты же знаешь, что я до сих пор не научился обращаться с ним, — я до последнего пытался соблюсти свое реноме.

— Не умеешь или делаешь вид, что не умеешь? — в жене явно разгоралась ревность. — Случайно стереть пленку с записями невозможно.

Пора было переходить в атаку.

— А ты что, ждала от кого-то звонок?

Супруга, естественно, стушевалась.

— Да нет…

— Ну так чего же ты так переживаешь?

— Да так…

— Ну а если просто так, то нечего бурю в стакане воды устраивать.

Обиженный, я проследовал в свой кабинет.

Все же женщины существа ограниченные. Если я признал, что стер разговоры случайно, значит, я уже был дома. И при своей лени просто так куда-то рвануть не мог. Следовательно…

— Кстати, а куда ты ездил, раз уж домой приходил?

Это ж надо — мысленно, а накаркал.

— Когда? — я лихорадочно пытался придумать вразумительный ответ.

— Ну сейчас, вечером.

Если разобраться, правда — лучший ответ.

— Рукопись надо было забрать.

Я щелкнул замками кейса и извлек оттуда пухлую синюю Леткину папку. Столь весомый аргумент на жену подействовал умиротворяюще.

— Ужинать будешь?

— Естессно. Ты же знаешь: когда я голоден, я зол и грозен.

— Ну тогда давай к столу, грозный…

…После ужина я подсел к письменному столу и положил перед собой папку.

— Чего это ты вдруг надумал работать на ночь глядя? — удивилась супруга.

— Да вот надо немного посидеть.

Конечно же, благоверная не преминула по этому поводу съязвить:

— Надо ж, какое рвение!.. Ты ведь до того обленился, что по вечерам не садишься работать уже лет десять.