Сью Графтон - «Н» – значит невиновен

– Признайтесь, вас сообщение вывело из равновесия только по одной причине – с Дэвида Барни в этом случае снимается обвинение.

Симона опустила стекло.

– Меня это вывело из равновесия только по одной причине: Дэвид Барни – страшный человек. Омерзительный тип. Самое ужасное в том, что такие люди гуляют на свободе, а нормальные люди должны страдать.

– По-вашему, если вам не нравится человек, то он должен ни за что ни про что садиться в тюрьму?

– Этот человек ненавидел Изу лютой ненавистью. – Она включила зажигание и убрала тормоза.

– Ненавидеть – еще не значит решиться на убийство. А разве у вас не было мотива для убийства?

– У меня?

– Да. Вы разве забыли про тот эпизод с машиной? Изабелла, будучи пьяной, поставила машину на холме и забыла про тормоз. Из-за нее вы лишились возможности иметь детей. Вы всю жизнь подтирали за ней грязь и вот что получили! Вряд ли вы ей простили...

– Просто смешно. Из-за таких вещей люди друг друга не убивают.

– Ошибаетесь, убивают. Почитайте колонку происшествий в любой газете.

– Этот Барни – дерьмо собачье. Он способен на все, лишь бы с него сняли обвинение.

– Эта информация поступила не от него. О дорожном происшествии мне сообщил совсем другой человек.

– Кто?

– Мне бы не хотелось сейчас уточнять...

– А вы и уши развесили, поверили.

– Я не сказала, что поверила, но есть во всем этом одна очень важная вещь.

– Какая?

– Мотивы для убийства Изабеллы Барни были у многих людей. Все были увлечены версией, что убийца – Дэвид Барни, и совершенно забыли о других людях.

Симона, казалось, была ошарашена такой мыслью и посмотрела на меня без прежнего презрения.

– В самом деле. Почему бы вам не обратить внимание на человека, который действительно внушает подозрение?

– Кого вы имеете в виду?

– Иоланду Вейдман. Изабелла практически уничтожила фирму Питера, когда ушла из нее и увела всех заказчиков. А он так помог ей в начале карьеры. Питер потратил уйму времени и денег на никому еще не известную художницу. Я все это говорю, чтобы вы поняли, насколько взбалмошной особой была моя сестра. Сплошное сумасбродство, наплевательское отношение к самой себе, бесконечные пьянки, наркотики... У нее не было никакого диплома. До того момента, пока ею не занялся Питер, о ней никто не знал. И что он получил вместо благодарности? Она вообразила о себе невесть что и ушла, оставив его ни с чем. Тогда-то он и слег с инфарктом. Это было для него последней каплей. Он никогда себя не жалел, работал как вол. Фактически Изабелла виновна в том, что он подорвал свое здоровье. Вот такая история.

– Но я бы не сказала, что он выглядел оскорбленным, когда я разговаривала с ним.

– Я не говорила, что ОН был оскорблен до глубины души. Оскорблена была Иоланда. Это не женщина, это настоящий паук, я не советую никому оказаться у нее во врагах.

– Я вас слушаю, продолжайте.

– Вы же с ней встречались. Сами видели все.

– Да, она мне не понравилась как личность. За те полчаса, пока я была у них в доме, я не слышала от нее ничего, кроме насмешек над мужем. Мне показалось, что он полностью у нее под каблуком. Но, по крайней мере, она этого ни от кого не скрывает. Мне она показалась... не знаю, как сказать... коварной, что ли.

– Вот именно, – усмехнулась Симона. – Она очень коварная женщина. Иоланда горло перегрызет, если речь зайдет о ее интересах. Присмотритесь к ней повнимательней. Я думаю, ей место в числе подозреваемых.

– Да, но ей лет шестьдесят пять, не меньше! С трудом верится, что она способна на убийство.

– Вы плохо знаете Иоланду. Удивляюсь, как она не убила Изу раньше. А что касается возраста, то она держится будь здоров, лучше меня, пожалуй. – Симона отвернулась и сделала нетерпеливый жест рукой. – Мне надо ехать. Извините, я, кажется, была с вами не очень вежлива. – Она дала задний ход и выехала со стоянки. Я посмотрела ей вслед: у меня появилась новая пища для размышлений.

Я вернулась к часовне. Генри уже направлялся к своей машине. Большинство участников траурной церемонии разъехались, из часовни выходили те, кто задержался у гроба. В дверях появился Уильям, вид у него был странный – озадаченный и оскорбленный одновременно. Он напялил на голову фетровую шляпу, которую до того держал в руках.

– Я так и не понял, по какому обряду его отпевали.

– По-моему, тут всех отпевают одинаково, – предположила я.

Уильям с недовольным видом покосился на фасад часовни.