Сью Графтон - «Н» – значит невиновен

– Я не могу давать юридическую оценку ситуации – это работа Лонни, а не моя...

– Но каким образом это произошло? Вот чего я не могу понять!

Я не собиралась оправдываться, а просто рассказала ему о разговоре с Барни и том, что за ним последовало. Довольно подробно я изложила историю наезда Типпи на старика-пенсионера, Войт даже не дал мне закончить рассказ.

– Чушь собачья. Абсурд! Морли работал над этим делом много месяцев и ни разу не докладывал ни о Типпи, ни об истории с наездом на пешехода!

– Это не совсем так. В последние дни перед смертью он тоже вышел на этот след. Опередив меня, он сделал снимки пикапа, который принадлежит отцу Типпи. Я показала эти фотографии свидетельнице происшествия, и она сразу опознала машину.

– О Боже! И что с того? – нахмурился Войт. – Спустя столько лет это опознание не может служить доказательством. Вы понимаете, что под угрозой миллионы долларов? А какой смысл в вашей ерунде?

– Смысл такой, что я разговаривала с Типпи, и она во всем призналась.

– Не вижу никакой связи. Вы имеете в виду показания Барни о том, что он видел ее той ночью? Но это же чепуха.

– Вы не видите связи, а жюри присяжных ее увидит. Как только Херб Фосс получит в руки этот козырь, он использует его на все сто.

– А если она встретила Барни раньше? Вы же не можете указать точное время.

– Нет, могу. У меня есть подтверждающие показания другого свидетеля, я совсем недавно говорила с ним.

Кеннет провел рукой по лицу.

– Боже, Лонни это совсем не понравится. Вы с ним уже беседовали?

– Он вернется сегодня вечером, тогда я с ним и поговорю.

– Вы даже не представляете, сколько я вложил в это дело. Речь идет о тысячах долларов, не говоря уже о моральных потерях. Вы разрушили все. И из-за чего? Из-за какого-то дорожного происшествия шестилетней давности?

– Минуточку. Между прочим, этот пешеход мертв, так же, как мертва Изабелла. Или вы думаете, что его жизнь не стоит ни гроша только потому, что ему было девяносто два года? Побеседуйте с его сыном, а потом говорите о моральных потерях.

На его лице появилось нетерпение.

– Вряд ли полиция станет раздувать это дело. Типпи тогда было шестнадцать, и с тех пор она вела себя образцово. Может быть, это несколько цинично, но что сделано, то сделано и забыто. А в случае с Изабеллой речь идет о хладнокровном убийстве.

– Я не собираюсь с вами спорить. Посмотрим, что скажет Лонни. Возможно, он думает совершенно по-другому. И не исключено, что выработает новый подход к делу.

– Да, остается надеяться только на это. В противном случае Дэвид Барни опять выйдет сухим из воды.

В одном из офисов зазвонил телефон. Мы, словно по команде, прервали разговор и уставились в сторону телефона, ожидая, когда аппарат переключится на автоответчик.

– О черт, я, наверное, отключил автоответчик, – пробормотал Кеннет и побежал к телефону. Когда стало ясно, что разговор затянется надолго, я выбралась из "ройса" и выскользнула из автосалона через боковую дверь.

Следующий час я провела в кафетерии Колгейта. Делала вид, что завтракаю, а сама пряталась. Мне так хотелось стать прежней Кинси, которой сам черт не брат. Для той Кинси неуверенность и сомнения казались уделом дураков.

Часовня Уиннингтон-Блейк, в которой проходили все отпевания в Колгейте, была приспособлена под все вероисповедания. При входе мне выдали программку церемонии. Я устроилась сзади и осмотрелась. Часовня как часовня, на окнах витражи. В середине стоял закрытый гроб с телом Морли, окруженный со всех сторон венками. Правда, никаких религиозных символов видно не было – ни ангелов, ни крестов, ни святых, ни Иисуса, ни Мухаммеда, ни Будды – никого. Вместо алтаря стоял обычный стол, на нем трибуна с микрофоном.

Скамейки были обычные, церковные, но органа не было. Его заменяло старенькое пианино. Но несмотря на светскую обстановку, публика была одета и вела себя, как на религиозном обряде. Все места были заняты, присутствующих я практически не знала. Интересно, какой тут порядок, как на свадьбе или нет? Родственники и друзья покойного по одну сторону, родственники и друзья выживших по другую? Дороти Шайн и ее сестры не было видно, скорее всего, они сидели в ложе с правой стороны, отделенной от зала затемненным стеклом.

Слева от меня раздалась какая-то возня, и, повернувшись, я увидела, что между скамей пробираются два джентльмена. Как только они уселись, меня тихонько толкнули в плечо, и я в полумраке разобрала, что это Генри и Уильям. Уильям был в своем обычном костюме, а Генри сменил спортивный на другой, более подобающий случаю. Только оставил зачем-то теннисные туфли.