Сью Графтон: «О» - значит омут

Вместо того, чтобы счастливо лететь на окружную свалку, чертова штука вернулась ко мне.

Я не суеверна по натуре, но конверт, вместе с упоминанием Майкла Саттона о проблемах в его семье, привел в движение старые мысли.

Я знаю, насколько ненадежными и хрупкими могут быть семейные связи. Моя мама была старшей из пяти дочерей, рожденных моим дедом Бертоном Кинси и бабушкой Корнелией Стрейт Ла Гранд, известной как Гранд. Мои родители были выброшены из семейного круга, после того, как моя мать встретила моего отца и сбежала с ним через четыре месяца.

Ей было восемнадцать, и она была из богатой семьи, хотя и из маленького городка.

Моему отцу, Рэнди Миллоуну, было тридцать три, и он был почтальоном. Сейчас трудно сказать, что было хуже в глазах Гранд, его возраст или занятие. Видимо, она считала государственных служащих, как и профессиональных преступников, неподходящей парой для ее драгоценной старшей девочки.

Рита Синтия Кинси впервые положила глаз на моего отца на вечеринке по поводу своего первого выхода в свет. Отец был там официантом, по просьбе друга, компания которого отвечала за праздничный ужин. Их женитьба создала трещину в семье, которая никогда не заросла.

Моя тетя Джин была единственной из четырех сестер, кто поддержал маму, и она растила меня с пятилетнего возраста, когда мои родители погибли в автокатастрофе.

Можно подумать, что я бы обрадовалась, обнаружив существование близких родственников.

Вместо этого я была расстроена и сердита, убежденная, что они знали обо мне годами и не захотели меня искать.

Мне было тридцать четыре, когда прозвучала первая семейная увертюра, и я сочла их двадцатидевятилетнее молчание доказательством полнейшего безразличия, в чем я винила бабушку. Я не ссорилась с моими тетушками и двоюродными сестрами. Я засунула их в одну яму с бабушкой, потому что так было проще. Признаю, что это несправедливо, но я испытывала определенное праведное удовлетворение в своем оптовом осуждении.

Последние два или три года я делала попытки изменить свое отношение, но не добилась особых результатов. Я- Телец. Я упряма от природы.

Я засунула приглашение в сумку. Разберусь с ним позже.

Саттон вернулся через двадцать минут, с пятью хрустящими купюрами по сто долларов, за которые я написала расписку. После его ухода я положила деньги в офисный сейф.

Так как я собралась посвятить четверг делу Саттона, то села и набросала черновик одного отчета из моего списка дел. Когда закончила, было около четырех, и я решила закрыть контору на сегодня. Хорошо быть кустарем-одиночкой: делай что хочешь, и ни с кем не надо советоваться.

Я забрала машину с полулегального места для парковки. Мой офис находится на маленькой улочке, едва в квартал длиной. На большей части окружающих улиц парковка запрещена, и мне приходится быть изобретательной, чтобы втиснуть свой «мустанг» в любое подходящее место. Мне полагался штраф, но я его пока не получила.

Я ехала домой вдоль пляжа, и через несколько минут мое настроение улучшилось.

Весной в Санта-Терезе солнце появляется рано утром и почти сразу исчезает за плотным слоем облаков. Слоистые облака, известные как Июньский Мрак, обычно закрывают небо с конца мая до начала августа, но в последнее время это изменилось. Сейчас едва наступил апрель, и низкие облака уже закрыли прибрежные острова. Морские птицы пролетают сквозь туман, в то время как лодки, выходящие из залива, исчезают во мгле.

В отсутствие солнца прибой имел цвет полированного олова. Длинные пряди водорослей вынесло на берег. Я вдохнула соленый запах мокрого песка и морской травы. Машины грохотали по деревянному причалу со звуком далекого грома. Туристический сезон еще не начался, поэтому машин было мало, и во многих отелях на берегу были свободные места.

Я свернула с бульвара Кабана налево, на Бэй, и еще раз налево — на Албани. Нашла кусочек свободного места напротив своего дома и втиснула туда машину. Выключила зажигание, закрыла машину и перешла через дорогу. Прошла через скрипучую калитку, которая выполняла двойную функцию — дверного звонка и сигнализации от воров.

Генри Питтс, мой домохозяин, был во дворе, в футболке, шортах и босиком. Он приставил к дому лестницу и промывал из шланга водосточный желоб, где за зиму скопился толстый противный слой мокрых листьев. Во время последнего ливня небольшие потоки лились на крыльцо у кухонной двери, орошая любого, кто осмелился войти или выйти.