Сью Графтон - «О» - значит омут

Только в тихие моменты, как этот.

У Уокера иногда наворачивались слезы, когда он смотрел на своих малышей, которые были достаточно похожи на Каролин, чтобы принять их за «настоящих» детей, вместо чудесного благословения, которым они были. В то время как его любовь к жене была постоянной, его преданность детям перевешивала все. Они делали его уязвимым. Его сердце открывалось им всеми неожиданными путями. Он удивлялся глубине и нежности своих чувств, потому что эта его слабость не проявлялась больше нигде. Потеря любого из детей стала бы ударом, от которого он никогда бы не оправился. Его единственной молитвой, в тех редких случаях, когда он молился, чтобы Флетчер и Линни были защищены от зла и насилия, ран, болезней и смерти. Никто лучше него не знал, как хрупка жизнь.

В семь часов Уокер позвонил и заказал большую пиццу с луком, острым перцем и анчоусами, комбинация, которая заставила бы Каролин содрогнуться. Ему сказали, что это займет тридцать минут, что вполне подходило. Он переоделся в спортивный костюм и тапочки и пошел в маленькую комнату, где разложил перед телевизором столик и выложил бумажную салфетку, тарелку и прибор. Когда принесли пиццу, он приготовил себе подходящий напиток, который употребил за едой. Он представлял себе, как почитает в постели, перед тем, как выключит свет. Все, что ему надо было делать, это держаться и вести себя так, как будто все в порядке.

На следующее утро я пропустила пробежку и отправилась в офис пораньше. Я знала, что пятикилометровая пробежка стерла бы томительное ощущение меланхолии, которое я испытывала, но иногда, когда вы в темноте, у вас пропадает желание из нее выбраться.

Настроение может пройти в течение дня. Каким-то образом, я жалела, что увидела фотографию Мэри Клэр. Я успела заметить лукавство в ее личике и свет в ее глазах.

До того момента она была не больше чем понятием, Мэри Клэр Фицжу, которая исчезла с лица земли. Теперь ее жизнь прикоснулась к моей, и ее судьба оставила след, тонкий и отчетливый, как отпечаток пальца.

Я написала пояснение к делу Майкла Саттона, убрала папку в ящик и вернулась к написанию отчета, которым занималась два дня назад. Я его проверила, отполировала и напечатала в окончательной форме. Начала работать над вторым, зная, что придется сделать два или три захода.

Эта часть бизнеса всегда возвращала меня в школу, как будто я должна была написать и сдать вовремя работу, от которой зависела оценка в четверти. В школе я так нервничала в таких случаях, что почти переставала соображать.

Когда Бен Берд и Морли Шайн закончили мое обучение, и я стала работать частным детективом самостоятельно, я поняла, что главное в отчете клиенту, это ясность, изложение событий по порядку, с необходимыми деталями, так что незнакомец, читающий дело годы спустя, сможет разобраться в ходе расследования. Это я могу сделать. Я даже научилась получать удовольствие от процесса, хотя это было нелегко.

Я оплатила счета и сбегала в банк, чтобы положить на счет несколько чеков на небольшие суммы, которые накопились за неделю, плюс пятьсот долларов Саттона, которые я достала из офисного сейфа. По дороге я купила сэндвич и жареную картошку.

Сэндвич был грешным, какой я позволяю себе раз в год: толстый слой ливерной колбасы с майонезом и тонко нарезанным маринованным огурцом и свежий хлеб из теста на закваске.

В то время как я никогда бы не стала мечтать о большой блестящей печенке, засунутой между двумя ломтями хлеба, ливерная колбаса, это что-то райское, паштет для бедняков.

Я знала, что мясо внутренних органов взвинтит уровень моего холестерина, но сомневалась, что редкое потакание своим слабостям станет фатальным. У меня привычка есть очень быстро, может быть, ничего не успеет прилипнуть.

На полпути через сэндвич я услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Я сунула сэндвич вместе с упаковкой в ящик стола и быстро вытерла рот.

Когда я подняла голову, в дверях стояла Диана Алварес. На ней была облегающая черная водолазка и короткая клетчатая юбка. На ее лакированных туфлях на низком каблуке были маленькие бронзовые пряжки, которые смотрелись довольно дерзко.

Ее волосы были собраны в хвост, стиль, который увеличивал ее темно-карие глаза за стеклами очков без оправы.

— Не возражаете, если я сяду?

— Располагайтесь.

Усаживаясь на стул, она расправила под собой юбку, чтобы не помять. Через плечо у нее висела маленькая сумочка на узком кожаном ремешке. Я органически неспособна носить что-нибудь настолько маленькое. У нее, наверное, там помещаются водительские права, тюбик губной помады, одна кредитная карточка и ее блокнотик на спирали, с ручкой, засунутой в спираль. Надеюсь, что у нее там есть еще носовой платок, на случай, если вдруг потечет из носа.