Сью Графтон - «К» – значит кара

Интересно, подумала я, говорила ли Дана хоть раз всем этим молодым невестам о тех проблемах, с которыми они столкнутся сразу же после свадьбы: скука, прибавление веса, безответственность, споры насчет секса, расходов, семейных праздников и того, кому стирать носки. Возможно, это просто рвался наружу глубоко засевший во мне цинизм, но расходы на прием в расчете на человека представлялись мне чем-то очень малосущественным по сравнению с теми конфликтами, которые рождает брак.

– ...всегда готов помочь, великодушный, дружелюбный, – продолжала Дана. – Такой веселый, располагающий к себе. И у него очень высокий индекс умственных способностей. – Она говорила о Брайане, том самом, который убил нескольких подростков. Только мать способна сказать "веселый и располагающий к себе" о человеке, совершившем побег из тюрьмы и устроившем самую настоящую бойню. Теперь она вопросительно смотрела на меня: – Мне надо закончить уборку, чтобы этой комнатой можно было пользоваться. У вас есть еще вопросы, а то я начинаю пылесосить?

С ходу я ничего не смогла придумать.

– Нет, пока больше нет.

Она стукнула по выключателю, и пылесос ожил, взвыв высоким свистящим гулом, начисто исключавшим возможность дальнейшего разговора. Этот гул и свист наконечника, которым водили по полу, сопровождали меня до тех пор, пока я не закрыла за собой дверь.

Мои часы показывали почти полдень. Я отправилась в тюрьму округа Пердидо.

Комплекс административных зданий округа Пердидо, построенный в 1978 году, представлял собой расползшееся в разные стороны сооружение из светлого бетона, в котором размещались органы управления и два окружных суда – гражданский и уголовный. Здания со всех сторон утопали в целом море асфальта. На одной из многочисленных стоянок я оставила свою машину. Толкнув стеклянную дверь главного входа, я оказалась в вестибюле первого этажа. Тут я сразу же свернула вправо. Секция приема граждан управления местной тюрьмы располагалась через холл и немного вниз по лестнице. Здесь же находились аналогичные секции управления шерифа и патрульные службы Западного округа, а также отдел регистрации и лицензирования, но они меня сейчас не интересовали.

Я представилась дежурному гражданскому сотруднику, который перенаправил меня к дежурному офицеру управления. Там я назвала себя, предъявив документы, в том числе водительские права и лицензию на право индивидуального занятия сыскной деятельностью. После этого мне пришлось немного подождать, пока дежурный связывался по телефону и узнавал, на месте ли кто-нибудь из администрации тюрьмы. Услышав упомянутое в разговоре имя, я сразу же поняла, что на этот раз мне повезло. С Томми Рикманом мы вместе учились в средней школе. Правда, он был на два класса старше меня, что, впрочем, не мешало нам отчаянно нарушать все правила приличного поведения. Но в то время этим можно было заниматься, не рискуя подцепить какую-нибудь гадость или даже смертельную болезнь. Я не была уверена, помнит ли он меня, однако оказалось, что помнит. Сержант Рикман согласился принять меня немедленно, как только оформят пропуск. Когда эта процедура была закончена, мне указали на его небольшой кабинет, расположенный в правой части холла.

Едва я вошла, как он, широко улыбаясь, поднялся со своего вращающегося кресла, мгновенно вырастая в гиганта шести футов восьми дюймов роста:

– Сколько лет, сколько зим! Ну, как ты, черт возьми?

– Отлично, Томми. А ты как?

Мы поздоровались за руки прямо через стол, обменялись восторженными репликами, вкратце рассказали друг другу, кто из нас чем занимался все эти годы. Ему сейчас должно было быть где-то около тридцати пяти. Блестящие каштановые волосы были расчесаны на косой пробор и аккуратно уложены, хотя он уже и начинал немного лысеть, на лбу у Томми появился странный шрам, как будто кто-то пропахал ему лоб вилкой. Теперь он носил очки в тонкой металлической оправе, а чисто выбритый подбородок всем своим видом напоминал о лимонном лосьоне после бритья. На Томми была форма департамента шерифа: рубашка цвета хаки, тщательно разглаженная и накрахмаленная, и производившие впечатление сшитых на заказ широкие брюки. Руки у Томми были длинные, с крупными ладонями, на пальце, разумеется, блестело обручальное кольцо.

Он жестом предложил мне сесть и сам опустился назад в свое кресло. Даже когда он сидел, в нем легко угадывался баскетболист, а его огромные, как у кузнечика, колени возвышались над крышкой стола. Ботинки он носил никак не меньше тринадцатого размера. У него до сих пор сохранился акцент, типичный для выходца со Среднего Запада (я помню, в средней школе он появился в середине учебного года, его семья переехала в Санта-Терезу, кажется, из Висконсина). На письменном столе у Томми стояла большая фотография, на которой были изображены женщина – внешне типичная добрая женушка – и трое детей, два мальчика и девочка, все с блестящими и прилизанными от воды каштановыми волосами, все в очках с оправами из светлой пластмассы. Двое из ребят были еще в том возрасте, когда слишком заметно торчащие передние зубы придают лицу глуповатое выражение.