Джеймс Чейз - Это грязное дело шантаж

— Я остаюсь, отец, — непреклонно ответила Вэл. — Что я буду делать в Нью-Йорке одна, без Криса?

Трэверс нетерпеливо хлопнул обеими руками по подлокотникам кресла.

— Я говорил с Густавом. По его мнению, у Криса есть шанс когда-нибудь выздороветь, но пойми одну важную вещь — до тех пор, пока наступит это «когда-нибудь», у него возможны случаи умопомрачения, и поэтому он должен находиться под постоянным медицинским контролем. Поскольку он согласился добровольно заточить себя в специальном санатории, нет необходимости в его освидетельствовании, но стоит ему захотеть покинуть его, это придется сделать в обязательном порядке.

— Тем более я должна оставаться здесь и видеться с ним каждый день, — упрямо повторила Вэл.

— Не думаю, что доктор Густав хочет, чтобы ты виделись с ним каждый день, Вэл.

— Он не может мне этого запретить.

Трэверс задумчиво посмотрел на свои большие, ухоженные руки.

— Извини, дочка, но я должен тебе сказать, Крис может стать буйным.

Вэл встала и подошла к окну. Она долго стояла спиной к отцу, думая свои невеселые думы. Чувство беспредельной жалости охватило неподверженного эмоциям магната, но он решил настоять на своем.

— Ну, не упрямься, дорогуля. Давай, упаковывайся. Время не ждет.

Дочь резко повернулась к отцу. Решимость в ее глазах поразила его.

— Доктор Густав действительно сказал тебе это?

— О том, что он может стать агрессивным? К сожалению, да. Если ты настаиваешь на посещениях Криса, то знай, что не сможешь видеться с ним наедине.

— Не понимаю. Мы же столько времени проводили вдвоем. Разве сейчас что-то изменилось?

— Боюсь, что так. То, что с ним произошло — опасный симптом. При его повреждениях мозга вполне вероятно, что при повторном помрачении рассудка он может накинуться даже на близкого ему человека. По правде говоря, я сам толком не понимаю этих психиатрических тонкостей. Но Густав сказал, что у него может развиться синдром убийства. Ты сможешь видеться и говорить с ним только в присутствии сиделки или дюжего медбрата. Тебя это устраивает?

Но Вэл упорно стояла на своем.

— Я буду с ним видеться при любых обстоятельствах. Я остаюсь.

— Бедняжка! Неужели ты его так любишь?

— Да, папа. Люблю и ничего не могу с этим поделать. Думаю, что если бы я была на его месте, он бы тоже не покинул меня. И не будем больше говорить об этом. Своего решения я не изменю.

Огорченный отец встал и с сожалением посмотрел на дочь.

— Ну, что ж. Тогда мне пора. Полечу двухчасовым. Не пропадай, держи меня в курсе. Не знаю, что ты будешь делать здесь одна. Может быть ты хочешь, чтобы к тебе приехал кто-нибудь из Нью-Йоркских подруг? Хотя что я говорю. Ты справишься сама, как всегда это делала…

— Не беспокойся, отец, справлюсь. И сейчас мне лучше побыть одной. Все равно тебя мне никто не заменит.

— И на том спасибо, — невесело усмехнулся отец. — Но помни, что я всегда с тобой.

— Спасибо, папа. Я знаю.

По ее печальному, но тем не менее непреклонному, лицу Трэверс с горечью осознал, что его попытка заменить ей Криса, вернуть дочь в свой большой пустой дом и зажить так, как когда-то, когда она любила только его одного, провалилась.

Ли Харди был известной полиции личностью. Террелл и Беглер знали его как неразборчивого в средствах выжигу, владельца сомнительного заведения, принимавшего по телефону ставки на бегах, и содержателя притонов, где процветали проституция и азартные игры. Но этот ловкий малый, сколотивший солидное состояние, умудрялся действовать в рамках закона, и его никак не удавалось поймать на явном мошенничестве или привлечь к суду за непозволительный рэкет.

Террелл и Беглер вошли в просторный офис Харди на 17 авеню. Смазливая блондинка с игривыми глазами, сидевшая перед батареей телефонов и принимавшая ставки, когда Харди был на треке, сказала, что шеф уехал домой всего лишь пять минут назад.

Полицейским ничего не оставалось, как только выйти на жаркую улицу, сесть в свой автомобиль и быстро помчаться на Бейшор-Драйв, где на крыше небоскреба находилась четырехкомнатная квартира Харди, выходившая окнами на Бискайнский залив.

Дверь открыл сам Харди — высокий, начинающий полнеть мужчина с водянистыми голубыми глазами. Загорелый, темноволосый, с ямкой на подбородке, он был неотразим для любительниц больших доз мужской плоти.

Увидев полицейских, на лице которых было написано мало удовольствия от встречи с ним и явно читалось: «мы здесь при исполнении», Харди расплылся в широкой деланной улыбке, обнажив два ряда ослепительно белых зубов, которых, казалось, было больше, чем это отпущено природой другим людям.