Джеймс Чейз: Дело о наезде

Некоторые боссы придерживаются твердого правила – никогда не смешивать работу и личную жизнь. Именно к такому типу начальников принадлежал Роджер Эйткен. Лишь после того, как он упал с лестницы перед «Плаза Грилл» и сломал себе ногу, я попал к нему домом и увидел его жену.

До этого случая он меня к себе ни разу не приглашал, и это меня нисколько не беспокоило. По-моему, нет ничего хуже, когда начальник, крупная птица, изображает из себя эдакого отца родного. Если шеф раз в месяц устраивает дома званый ужин для сотрудников, совершенно нестерпимый ужин, на котором все боятся притронуться к рюмке или повысить голос, от такого шефа надо бежать как от чумы – в этом я твердо уверен.

Роджер Эйткен являл собой совершенно противоположный тип босса – это был босс-феодал. Людей он подбирал себе очень тщательно и платил им на четверть больше, чем любое другое рекламное агентство. Примерно неделю он присматривался, подходит человек или нет, и если решал, что нет, невезучим приходилось с треском вылетать вон.

Эйткен возглавлял «Международное Тихоокеанское агентство» – самое большое и лучшее рекламное агентство на всем побережье. Прежде чем попасть туда, я работал в маленьком занюханном рекламном бюро, которое одной ногой стояло в финансовой могиле, а босс его вскоре загремел в дом для неизлечимых алкоголиков. Было это года два назад. Хорошо помню, я сидел за своим столом и ломал голову, как лучше подать рекламу посудомоечной машины – это убогое создание даже не могло счистить с тарелки остатки соуса, – как вдруг мне позвонила секретарша Роджера Эйткена. Она сказала, что Эйткен хочет видеть меня по личному делу и просит зайти к нему в шесть часов.

Я, разумеется, много слышал об Эйткене. Я знал, что он управляет агентством, принадлежащим кучке богатых бизнесменов, и делает это очень здорово. Естественно, я сразу же подумал: а не хочет ли он предложить мне работу? Естественно, я заволновался: работать в «Международном» считалось мечтой для любого рекламщика на побережье.

В шесть часов я как штык стоял в приемной агентства, а еще через пять минут – перед столом Эйткена, стараясь мужественно выдержать взгляд стальных голубых глаз, который, как нож масло – по-моему, здесь это сравнение уместно, – пронзал меня до самого затылка.

Эйткен был крупный, свыше ста восьмидесяти сантиметров роста мужчина, ширококостный, с живым лицом. Рот его напоминал защелкнутый капкан, агрессивная челюсть – челюсть крупного чиновника. Выглядел он лет на пятьдесят семь и был полноват в талии, но если это и был жирок, то жирок тугой, плотный. Короче говоря, было ясно, что этот человек держит форму.

Секунд десять он пристально рассматривал меня, потом поднялся, вытянул вперед руку и крепко, до боли в косточках, пожал мою.

– Вы Честер Скотт? – требовательно спросил он. Голос его, безусловно, можно было услышать в приемной, не прикладывая ухо к замочной скважине.

Не знаю, за кого еще он мог меня принять, поскольку, прежде чем добраться до его кабинета, я назвал свое имя по меньшей мере четырем его служащим.

Я сказал, что я – Честер Скотт.

Он открыл лежавшую на столе папку и постучал по ней пальцем:

– Ваша работа?

В папке было около двух десятков вырезок из разных газет и журналов – реклама, сделанная мной за последние четыре-пять месяцев.

Я сказал, что это – моя работа.

Он закрыл папку и начал вышагивать по комнате.

– Не так уж плохо, – заметил он. – Вы могли бы мне подойти. Сколько они вам платят?

Я назвал сумму.

Он приостановился и уставился на меня, как будто не расслышал.

– Вам известно, что вы стоите больше?

Я сказал, что известно.

– Почему же вы сидите сиднем и ничего не предпринимаете?

Я сказал, что последнее время у меня было много работы и думать о чем-то другом не приходилось.

– Может, для вас работа важнее денег?

– Я бы не сказал, – ответил я. – Просто последнее время я действительно был занят.

Еще несколько секунд он не спускал с меня глаз, потом обошел вокруг стола и сел в свое кресло.

– У меня вы будете получать на сотню в неделю больше, чем сейчас. На работу можете выйти с понедельника.

Так я начал работать в «Международном».

С тех пор прошло два года. За это время я стал в агентстве вторым человеком после Эйткена и подчинялся только ему самому. Получал я столько, сколько два года назад мне и присниться не могло. У меня появились «кадиллак» с открывающимся верхом, бунгало с тремя спальнями и видом на океан, мальчишка-филиппинец, помогавший мне вести холостяцкое хозяйство, а также счет в банке на кругленькую сумму.