Якоб Арджуни - Кисмет

— Я тебе не верю.

— Хм.

— Взрыв газа, говоришь?

— Да, — ответил я, улыбнувшись и как бы говоря: «Можешь делать что угодно, все равно не разозлюсь». К сожалению, ей было глубоко плевать на мою улыбку.

— Сначала раздолбал весь интернат, избил Грегора, а потом едешь смотреть новый офис?

— Это было по пути. А почему нет?

— Я тебе не верю. Ты дрянной человек. Ты мстишь Грегору из-за Аренса. А сейчас мы едем назад — точно той же дорогой.

Как я мог ей все объяснить? Проще всего было сказать правду, и я сказал. Удивительно, но она все выслушала спокойно, без истерики.

— Ладно, черт с ним, с твоим офисом. У меня своя проблема, и я за все плачу. Ты должен сначала найти мою мать, у нас такой уговор.

До сих пор я не спрашивал ее о прошлом — да, собственно, и не хотел этого знать, — но вдруг представил себе, что эта девочка могла пережить во время войны в Боснии. Возможно, в сравнении с пережитыми ужасами на своей родине взрыв какой-то конторы в стране «мерседесов» казался ей сущим пустяком.

— И он будет непременно выполнен. Не беспокойся.

— Ладно. А почему ты наврал насчет офиса?

— Потому что твоя мать, возможно, находится у Аренса, а я не хочу, чтобы ты волновалась за нее.

Она задумалась.

— А я и не волнуюсь. Моя мать сильная.

Эх, детка, подумал я, может быть, твоя мать и сильная, но не настолько, чтобы возвратиться к тебе. Не смогла же она вернуться в интернат в прошлое воскресенье. И как ей защититься от бандитских ножей, кастетов и пистолетов. Если Аренс узнает — а он уже наверняка узнал, что я вывез тебя из интерната, — то обязательно будет шантажировать меня. Что делать? Предложить себя в заложники в обмен на ее мать, чтобы меня потом, возможно, кокнули, я, честно говоря, был не готов.

Как объяснить ей все это? Вместо этого я просто сказал:

— Я в этом не сомневаюсь. Достаточно посмотреть на ее дочь.

— Ее дочь? — начала она, впервые улыбнувшись с момента моего появления в интернате. — Да, мы все сильные люди. — И после небольшой паузы неожиданно доверительно добавила: — Послушай, ты не пожалеешь, если освободишь мою мать. Она тебе понравится.

— Не сомневаюсь, — согласился я, заметив к собственному удивлению, что при этих словах мое сердце забилось чаще.

Через десять минут мы подъехали к моему дому, и я с облегчением вздохнул при виде мирно стоящего, не разрушенного бомбой здания. Хотя моя квартира тоже плохо отапливалась и не отличалась изящными обоями, все-таки это место было мне милее, чем мой, теперь уже бывший, офис. Слибульский часто спрашивал, не подыскать ли мне что-нибудь поприличнее, чем двухкомнатная халупа в новостройке. Но эта квартира полностью удовлетворяла меня. Я вырос и всю жизнь провел в новостройках, а низкие потолки и неистребимые запахи бытовой химии действовали на меня так же благотворно, как на некоторых людей — запах рождественского печенья.

Приняв душ и постелив Лейле чистое постельное белье, я показал ей душевую, вручил чистое полотенце и ответил на вопрос, сколько программ принимает мой телевизор, чем вызвал у нее бурю восторга. Потом заказал в турецком ресторане большую порцию мяса в горшочке, салат и сыр в количестве, достаточном для рейса дальнобойщика. Пока Лейла плескалась в ванне, налил себе рюмку водки и позвонил домоуправу, то бишь торговцу овощами.

— А, господин Каянкая! — раздался из трубки приветливый голос лавочника.

Сначала я принял его тон за предвестник ночи в обществе проститутки и уже хотел попросить вести себя немного тише ввиду присутствия Лейлы, но потом смекнул, что мы впервые говорим с ним по телефону и эта форма общения, исключающая всякий зрительный контакт, по-видимому, очень веселила его. Я давно привык к тому, что лавочник постоянно искажал мое имя и постоянно ввертывал свой коронный вопрос: «Ну и когда возвращаемся на родину?» На этот раз он ограничился обычной фразой: «Чем могу служить?»

— Видите ли, мне неловко говорить об этом… — Я сделал паузу, во время которой почувствовал его прерывистое дыхание. — Как вам известно, я являюсь частным детективом, и время от времени имею дело с людьми, м-да… с которыми лучше бы не иметь никаких дел. Вы меня понимаете?

Он помолчал, потом осторожно ответил:

— Честно говоря, не очень.

Это было вполне логично.

— Тогда скажу напрямик. — Я прокашлялся. — Речь идет о сутенерах, а вернее, о целой банде сутенеров. Это очень крутые ребята, русские, мафия. Вы что-нибудь слышали о русской мафии?