Джеймс Чейз: Кэд

Самолет описывал круги над Астонвиллем, и Кэд, посмотрев в иллюминатор, заметил большое облако дыма, покрывающее север города. Кэд догадывался, что все это будет неприятно, но не до такой же степени! Страх, не покидавший его в течение двух часов полета, теперь стал острей: лицо покрылось потом, а сердце болезненно сжалось. Кэд почувствовал, что ему надо выпить еще один стакан вина.

Светящийся экран над головой предложил Кэду застегнуть ремень и погасить сигарету. Теперь стюардесса уже не принесет ему выпить. Он и так уже порядочно надоел ей. За два часа полета она уже восемь раз приносила ему виски и с каждым разом становилась все менее любезной. Теперь, несмотря на то, что его напряженные нервы как никогда нуждались в порции виски, нужно было ожидать посадки.

В самолете, кроме Кэда, было еще два пассажира. В Астонвилле происходили такие вещи, что мало находилось желающих лететь туда добровольно. Двадцать с лишним пассажиров, которые вылетели вместе с Кэдом из Нью-Йорка, покинули самолет в Атланте, а в самолет вошли эти двое: высокие парни с красными лицами, одетые в пропыленные городские костюмы и широкополые панамы. Они сели в кресла на несколько рядов позади Кэда, и когда стюардесса принесла ему виски, они прокомментировали это таким образом, что привели его в самое дурное расположение духа.

В то время, как самолет шел на посадку, один из них сказал:

— Посмотри, Жак, какой дым. Мне кажется, что мы вернулись как раз вовремя. Нам удастся позабавиться.

— Паршивые негры, — проворчал другой, — надеюсь, их уже поджаривают.

Кэд вздрогнул и бросил взгляд на потрепанный саквояж, который он положил на соседнее сиденье. Там был фотоаппарат и все необходимые принадлежности. Он подумал, что было бы безумием везти аппарат в футляре. Вряд ли в таком городе, как Астонвилль, сейчас приветливо встретят фотографа.

— Думаешь, полиция уже приехала? — спросил тот, которого назвали Жаком.

Его приятель засмеялся:

— Это было бы странно… Я знаю Фреда, он не даст этим парням испортить нам удовольствие. Конечно, если только его не заставят.

— А, может быть, какой-нибудь черномазый уже позвонил туда?

— Фред сказал, что будет следить за всеми телефонными звонками… Нет, Жак, на этот раз они получат хороший урок, эти негры, и никакой паршивый иностранец не сможет нам помешать, это я тебе обещаю.

Кэд вытащил из кармана носовой платок и промокнул лоб.

Как только его вызвал Матиссон, он понял, что начинаются неприятности. Входя в его маленький запущенный кабинет, Кэд понял, что сейчас его чело будет отмечено поцелуем Иуды. Генри Матиссон считался лучшим редактором и шефом. В течение трех недель он делал для Кэда все, что мог, давая ему шанс за шансом. Он поверил Эду Бурдику, который пытался убедить его, что Кэд гений и что, если дать ему возможность, он докажет, что был, есть и будет лучшим фотографом на свете. Эту возможность Кэд получил. И что же он сделал?

На протяжении пяти месяцев он ни разу не дал Бурдику и Матиссону пожалеть о потраченных деньгах. Несколько раз Матиссон, которого, между прочим, не так-то легко удивить, таращил глаза, когда Кэд выкладывал перед ним свои блестящие снимки. Это продолжалось ровно пять месяцев, а потом Кэд снова начал пить. У него была причина, очень серьезная причина. Но Матиссон не считал эту причину такой серьезной. Генри Матиссон думал лишь о своей работе, ничего другого для него не существовало. Кэд знал, что рассказывать о Хуане — бесполезное занятие. Женщины для такого человека, как Матиссон, не существовали.

В течение следующих трех недель Кэд завалил три важных задания, и Матиссон, узнав об этом, хотел выбросить фотографа за дверь.

Кэд не знал, что он будет делать, оказавшись на улице. Он был болен. Он не мог больше спать. Только бутылка виски могла вылечить его, и он ежедневно выпивал бутылку. И это было еще самое маленькое. Он мог выпить гораздо больше, но ему нужна была эта бутылка, чтобы оставаться на ногах. Кэд был без денег, в редакции платили только за работу. Если фотограф хотел пить, он должен был забыть о деньгах. Он был без гроша, не закончил платить за машину и задолжал квартплату. Единственная ценная вещь, которая у него осталась, это фотоаппарат, но он предпочел бы умереть, нежели расстаться с ним.