Лоренс Блок: Грехи отцов наших

Потом снова пришел к тому своему приятелю и натравил его на жилище Раддлов. Обыск прошел по всем правилам, с ордером и понятыми. Наркотики были обнаружены, Раддл арестован.

Состоялся суд. Раддл отпирался, твердил, что не имеет представления, каким образом к нему попал героин, да еще в таком количестве, но на присяжных его протесты не оказали никакого воздействия.

После суда я навестил его в камере. «Знаешь, Раддл, — сказал я ему, — жаль, что ты не настоял, чтобы тебя проверили на детекторе лжи. Так как эта аппаратура никогда не ошибается, присяжные тебе бы точно поверили, что ты ничего не знал о спрятанных у тебя наркотиках». Его наглая физиономия вытянулась: он понял, что произошло. Но на сей раз мы поменялись местами, — теперь уже он ничего не мог сделать.

За хранение наркотиков с целью дальнейшей продажи ему влепили десятку. На четвертом году заключения он прогневил какого-то авторитета и был задушен во сне.

— О Господи! — снова выдохнула Трина.

— Вот и возникает вопрос: имели ли мы право прищучить его таким образом? Перед нами стояла дилемма: либо поступить так, как мы поступили, либо действительно утопить в Гудзоне. Не могли же мы допустить, чтобы он и дальше разгуливал на свободе и продолжал безнаказанно убивать! Мы выступили в роли суда присяжных. И сейчас я спрашиваю себя: где лежит та черта, через которую уже нельзя переступить?

Немного позже Трина объявила, что пора ложиться спать.

— Да, конечно, что-то я разговорился. Пойду-ка я домой.

— Может, хочешь остаться?..

…Нам было очень хорошо; на какое-то время отступили все проблемы, остались только Трина и я — на всем белом свете.

Трина сказала, что утром с удовольствием приготовит для меня кофе и вкусный завтрак.

— Спасибо.

— Мэт, — сонно проговорила Трина через несколько минут. — Хочу спросить тебя об этой истории. Ну, с Раддлом. Можно?

— Угу.

— Почему ты о ней вспомнил?

Причина, конечно, была, но я не стал ничего объяснять. Так же, как и Кэйлу Хэннифорду. Потому что мне еще предстояло кое-что предпринять.

— Оба дела имеют много общего. Изнасилование и убитые девушки, место преступления — тот же Виллидж…

В ответ она что-то невнятно пробормотала. Убедившись, что она крепко заснула, я потихоньку выбрался из кровати и, стараясь не производить шума, оделся. Через десять минут я уже был в своем номере. И едва коснулся головой подушки, немедленно погрузился в глубокий сон.

Служба была в самом разгаре. Чтобы не привлекать к себе внимания, я тихо скользнул на заднюю скамью, взял с подставки книгу в черной обложке и нашел нужное место.

Сегодня он показался мне намного выше, чем в прошлую встречу, — может быть, потому, что стоял на кафедре. Властным, громким голосом он читал из Библии:

— «И изрек Бог все слова сии, говоря: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства.

Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим.

Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.

Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господъ, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои».

Во внутреннем помещении церкви, способном вместить человек триста, не меньше, находилось около восьмидесяти прихожан. Большинство — моего возраста или чуть постарше, и лишь некоторые пришли с детьми. Так или иначе, все присутствующие внимали суровому голосу священника с должным благоговением.

— «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе».

Возможно, сегодня на службу собралось больше народу, чем обычно: ведь их приходский священник только что перенес огромную личную трагедию. Так как со времени случившегося никаких служб не проводилось, сейчас они впервые могли лицезреть его. Что привело их сюда? Любопытство? Сочувствие к горю отца? И что удержало дома остальных прихожан? Холодная, промозглая погода?

— «Не убий».

До чего же все-таки заповеди Божьи определенны! Как спорить с такой очевидной истиной?

— «Не прелюбодействуй… Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего».

Я растер пальцами виски, чтобы прогнать начинающуюся головную боль и сосредоточиться. Интересно, он меня видит? Да нет же! Куда ему — в очках с такой сильной диоптрией! К тому же я сижу в самом последнем ряду, да еще сбоку.