Дональд Уэстлейк - В колыбели с голодной крысой

Наконец мы остановились перед какой-то дверью. Элис достала связку ключей и, отыскав нужный, вставила в замочную скважину. Щелчок, и дверь открылась. Мы вошли в длинную комнату с несколькими окнами с одной ее стороны, выходившими на боковую улицу. При тусклом свете уличных фонарей, пробивавшемся сквозь стекла окон, я видел два ряда столов и шкафы с документами.

Элис прошла между столами. В дальнем конце комнаты за дверью с матовым стеклом находилась еще одна комната, небольшая по размеру, с единственным столом, но вдвое большим по размеру, чем столы в большой комнате. Окно всего одно, но широкое, а у противоположной стены еще один шкаф для документов и массивный сейф.

— Пожалуйста, зажги спичку. Пол, — попросила Элис. Она опустилась на колени перед сейфом.

Я зажег спичку и наблюдал при ее свете, как ее ловкие пальцы поворачивают наборный диск. Затем она повернула рукоятку вниз, и раздался щелчок. Она подождала, повернула ее чуть дальше, и снова раздался щелчок. После этого она потянула дверцу, и та открылась.

Первая спичка догорела. Я задул ее, бросил на пол и зажег другую. Элис вытащила из сейфа огромную тяжелую кожаную бухгалтерскую книгу, за ней вторую, третью и четвертую.

— Они все нам понадобятся, — сказала она. — Вот. Это они. — Она закрыла дверцу сейфа и закрутила наборный диск.

— Они кажутся очень тяжелыми, — сказал я. Вторая спичка сгорела почти до конца, и я загасил ее. Я стал вынимать третью спичку, но Элис подошла и поцеловала меня.

Я отнюдь не бесчувственное существо. Обычно я живо реагирую на сексуальные заигрывания. С другой стороны, вполне владею собой и не страдаю излишней возбудимостью. Но что-то такое было в Элис, что поражало меня навылет. Моя реакция на нее неизбежно была моментальной, полной и бездумной. Не прошло и секунды, как мы были уже на диване.

Пока мы срывали мешавшую нам одежду, мне пришла отрезвляющая мысль.

— Попадешься, — прошептал я. — Что, если ты забеременеешь?

— Я об этом позаботилась, — ответила она шепотом. — Не беспокойся, Пол, я об этом позаботилась. Милый Пол. Давай, Пол. Эта кожа холодная. Согрей меня, Пол.

Разве не пришпоривает мужчину нежный голос женщины, произносящий его имя? Звук моего собственного имени, произнесенного с такой горячей настойчивостью, дыхание Элис у моего уха не оставляли времени для раздумий и сомнений.

Через двадцать минут мы ушли, я нес четыре тяжелые бухгалтерские книги. Эбнера и след простыл.

Бухгалтерские книги привели мистера Клемента в восторг. Впервые я увидел, как оживилось его лицо. Они с Элис сели рядом за карточный столик в номере, который мистер Флетчер занимал вместе с Клементом, и начали листать книги одну за другой, в то время как все остальные затаив дыхание наблюдали за ними.

Для мистера Клемента это занятие было сущим наслаждением. Он качал головой, хмыкал и то и дело издавал восторженные возгласы. Элис провела его по лабиринту этих книг, время от времени они то заглядывали вперед, то назад, то в одну книгу, то в другую, и все четыре книги лежали раскрытыми, заполонив всю столешницу карточного стола. А в том месте, где река похищенных денег уходила под землю и Элис так и не сумела проследить дальнейший путь уведенных на сторону денег, мистер Клемент склонялся ниже и водил по строкам чисел непослушным пальцем, согнувшись от напряженного внимания и с застывшим выражением лица, пока не смог воскликнуть: “Ах-ха!”, победно указывая пальцем и говоря: “Наконец-то!”, и скороговоркой объяснял Элис, которая кивала иногда понимающе, а иногда в замешательстве.

— Грандиозно. Что за прелесть, — бормотал мистер Клемент. Это было восхищение профессионала работой другого профессионала при виде мельчайших нюансов и изобретательности, которую никогда не смог бы оценить профан.

Этому не было конца, и мы, все остальные, слегка притомились. Даже Элис, которой подобные вещи были интересны, стала проявлять признаки усталости. Но мистер Клемент переживал звездный час своей жизни. Первым отступился Джордж. Он пробормотал что-то о восьмичасовом сне и ушел в соседнюю комнату спать. Фил Катц, не находящий связи этого открытия со своей непосредственной специальностью, вскоре последовал за ним. Флетчер объявил, что предлагает поспать, поскольку мы все будем заняты с утра, и растянулся, не раздеваясь, на своей кровати. Он закрыл глаза. Лицо медленно расслабилось во сне, но он все еще сохранял вид педанта, вынужденного жить в несовершенном мире.