Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Разумеется, не подписываюсь. Пользоваться вымышленными именами пошло. Назвать свое настоящее — значит оборвать нашу общую историю на самом интересном месте.

До свидания.

Жду Вашего первого ответного хода.

— Ну, что вы теперь скажете?!

В этот раз газетный толстяк находился в кабинете не один и это его, кажется, немного стесняло. Две некрасивые девушки возились с бумагами у соседнего стола и слишком умело делали вид, что им наплевать на происходящее вокруг.

Двойное послание — истязаемого и истязателя — попало в струю, рождаемую вентилятором, и заскользил о к краю стола. И пухлая, и сухощавая ладонь упали на нее одновременно.

— Что же вы молчите? Ведь как божий день ясно — такого без широких усилий не взять. Он же вызов бросает не только мне, подполковнику и педагогу. Он обществу прямо в лицо плевок производит.

— Все же надо вам еще разок попробовать обратиться в милицию, — испытывая сильную неловкость, выдавил из себя журналист.

— Да был я сегодня уже в райотделе. Не верят они до конца таким вот человеческим документам. А если верят, то хотят, чтобы дело само как-то прекратилось на нет. А закон дозволяет такой произвольный беспредел. С законом этим — я еще тоже немного разберусь, а пока нужен толчок в общественном мнении. И они сразу не посмеют тормозить расследование.

Журналист откровенно страдал. Вчера еще он попытался с ксерокопированными посланиями Романа Миронова сунуться к начальству. Ему было в связи с этой инициативой выражено крайнее недоумение. Господин Петриченко, было ему сказано, наше издание и так костерят почем зря за то, что мы якобы нагнетаем истерию в обществе. Даже тогда костерят, когда мы работаем с абсолютно проверенными фактами. Какой же реакции нам ждать, когда мы явимся вот с этим? Можно страдать в угоду истине, но не за потворство какой-то сомнительной психопатологической галиматье.

Эту мысль почти дословно изложил подполковнику журналист Петриченко, только «галиматью» заменил на «сомнительный факт». Хотя он и попытался придать своей речи тот же цинический напор и бесчеловечную бодрость, что звучали в голосе главного, его аргументы разбились о монолитную уверенность Леонтия Петровича в своей правоте, как пулеметная очередь о лобовую броню.

Лицо ветерана покраснело.

— Вы же… вы понимаете, что говорите?!

Петриченко скосил глаза в сторону и вниз, как будто ему срочно нужно было проверить, не развязался ли у него шнурок.

— Вы же «Ленинская смена», как же вам не радеть за молодежь и душою не болеть! Я пришел прямо к вам, а вы вот так?! В милиции хотя бы волокита, прямо никто не гонит.

Подполковник резко встал, вырвал из пальцев Петриченко послание-кентавр, спрятал его в карман и сухо заявил:

— Имею честь обратиться в иные издания.

Журналист вяло улыбнулся и развел руками, открывая потные от стыда подмышки.

— Ради бога.

— Нет, вы меня не поняли, — помахал перед его очками своим сухощавым пальцем военрук.

— Отчего же, понял.

— В иные, понимаете, иные издания, где не моргнув расскажу всю нелицеприятную истину о вас. Об вашей «Смене» и об вашем отношении.

— Это ваше право, — стал наливаться кровью Петриченко, — удивляюсь, почему вы сразу в эти «иные» издания не потащили вашу… переписку.

Леонтий Петрович развернулся и уверенным шагом направился к выходу. Обе девицы оторвались от своих бумажек и с ехидным любопытством поглядели ему вслед. Петриченко потащил к себе вентилятор.

Но не сразу ушел подполковник.

— Да, — сказал он, вдруг остановившись, — а ведь вы правы. Как я мог к вам прийти? Одно название какого стоит: «Ленинская смена»! Это как если бы в германском логове после войны продолжали печатать газету «Гитлерюгенд». Учтите, у нас победа демократии на дворе.

И вышел.

Леонтий Петрович не сам придумал этот ужасающий аргумент про «Гитлерюгенд», подслушал на каком-то митинге, но сейчас был в восторге от того, насколько удачно он его употребил.

Лучшим своим костюмом бывший военрук считал мундир, но, подумав, он решил, что на эту встречу надевать его не стоит. Встреча должна была состояться в месте довольно злачном, то есть в ресторане. Позвонил накануне Саня Бухов и сообщил, что Люська будет доставлена в таком-то часу в ресторан «Белый лебедь». Название заведения показалось подполковнику издевательским, ибо точно такое же носил один из самых страшных лагерей в системе министерства внутренних дел. Но делать было нечего, груздем он уже назвался.