Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Нет, отмахнулся от назойливо развивающегося сюжета профессор, это маловероятно. Мальчишка не полезет объясняться к человеку, которого ненавидит и боится и который сам в этот момент будет занят объяснениями. И потом — взгляд направо — слишком парень сосредоточен, такому не до разговоров.

Но, может быть, оставшись один, размякнет, струсит, сбежит? Ну что ж, тогда день завершится всего лишь тем, чем должен был завершиться.

А вот пальнет?!

Этот вариант подразделяется на подварианты. Весьма вероятен прямолинейно-истеричный. Выстрел в упор, с крикливыми проклятиями и пожеланиями полноценного и скорейшего бешенства злобному мучителю невинной возлюбленной. Этот вариант наиболее туманен по последствиям. Неспособный к гибким умственным движениям и к тому же больно раненный зверь-Никита может броситься на юного охотника и нанести ему какие-то удары. Хорошо, если смертельно. Завершить дело таким изящным финалом, убрать единственного свидетеля-исполнителя совершенно посторонними руками — предел мечтаний. Профессор даже зажмурился в этом месте от удовольствия, несмотря на то, что находился за рулем.

Но вдруг удары окажутся не смертельными?!

Никита вернется к разговору с вожделенным папашей? Не до такой же степени он кретин! Исчезнет с поля боя, дабы не привлечь к себе внимание тех, кто может вызвать милицию? Это наиболее вероятно. То, что лекарство (или, если угодно, яд) действует медленно, тоже неплохо. В конце концов один из участников хитро поставленной сцены вернется туда, откуда попытается сбежать, то есть в Соколовский дурдом; а другой останется в уверенности, что имел полное право его туда отправить. Первый, естественно, Никита. Второй, разумеется, Руслан.

Как может распрямиться столь необычным способом сжатая пружина? Угрожающе замкнувшийся в себе подросток может придумать что-нибудь свое, подростковое.

Профессора тревожила возможность именно непредсказуемой реакции. Окажись на его месте обыкновенный бандюжий авторитет, он не стал бы собирать этот ажурный криминальный конструктор. Устроил бы по простой скважине в голове всем, кого нужно убрать, и — все. Высоколобый вор, переступающий черту закона только по компьютерным мосткам, даже не приблизился бы к тому месту, от которого тянет запахом будущего трупа.

Профессор не был ни тем, ни другим. В жизни законной являлся рядовым завлабом в одном ничего не значащем, но академическом институте; в жизни тайной сделался средним бандитским авторитетом. Ни с одною из жизней он порывать не хотел. В наше время подобных судеб полно. Такое раздвоенное состояние накладывало отпечаток на все замыслы профессора, придавая им несколько вычурный, почти абстрактный характер. От обычного преступника он отличался, как шахматный композитор от практикующего гроссмейстера. Его мало радовала победа, добытая ввиду грубого зевка неуклюжего противника. Радовала, но мало. Он никогда бы не признал свою «шахматную» идею ошибочной только потому, что хам, сидящий напротив, вдруг бы взял да шарахнул его доской по голове и был за это объявлен победителем.

Короче говоря, высадив Руслана у входа в психиатрическую больницу, известную в городе под именем Соколовки, он проехал еще с полсотни шагов, выбрался наружу и осторожно двинулся вслед за вооруженным влюбленным.

Чем дольше он предавался слежке, тем отчетливее понимал, что Руслан выбрал самый разумный вариант отмщения злобному сутенеру.

Быстро найдя десятое отделение (браво, Лариса, доходчиво обрисовала маршрут), легко и незаметно перелез через ограду. Не сделав и сорока шагов по территории, обнаружил ту самую беседку, занятую той самой парочкой, окутанных паром беседы безумцев. Сориентировался на местности, легко определил, откуда могут воспоследовать подозрительные взгляды, и принял меры визуальной предосторожности. Приблизился к беседке на максимально возможное расстояние. Еще раз огляделся. Достал из футляра винтовочку свою полуигрушечную. Прицелился, превратившись в момент прицеливания из мешковатого увальня в нечто на зависть молодцеватое и справное. Выстрелил, убедился, что попал, и исчез из возможного поля зрения.

Тут профессор, начавший думать о своем молодом друге со своеобразным уважением, цокнул языком. Он понял, что Руслан в чем-то просчитался. Никита придал значение внезапной боли в левой ягодице и начал быстро понимать, что это такое. А Руслан самоуверенно позволял себе этого не видеть.