Михаил Попов - Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека

Впрочем, разочарование профессора было кратким. На самом деле ему было выгодно, чтобы раненый зверь отыскал охотника. Об этом шла речь выше. Пристроившись у щели в заборе, профессор азартно кусал губы.

Гибель Руслана была близка в этот момент, и весьма. Громадная смутная фигура вывалилась из беседки и куда-то двинулась. Почти не прихрамывая. Не куда-то, а именно к тому кирпичному углу, за которым стрелок паковал свое оружие.

Напрасно, наблюдая за этой сценой, снисходительно улыбался профессор, думая при этом какую-то чушь, вроде того, что как мало порой знает обычный человек об истинных мотивах своих иногда даже самых важных поступков. Не пройдет и полгода после изложенных здесь кое-как событий, сам господин завлаб станет жертвой заурядной оплошности, заключающейся в недооценке противника, и его голова в издевательски приклеенных очках будет найдена в одном из майских мусорных ящиков.

Да и Руслана он похоронил рано.

Оказалось, что за время путешествия от беседки до скрывающих Руслана туй Никита успел понять не меньше, чем очень умный человек, обладающий всею информацией по данному случаю. И жажда мести уступила в нем жажде освободиться от навязанной ему собачьей участи. Находясь рядом с медицинским учреждением, он кинулся к его дверям. Ему был нужен скальпель или что-нибудь в этом роде, чтобы собственноручно распороть себе задницу и выковырнуть кристалл отравы, прилетевшей из казавшегося ему совершенно фантастическим рассказа перепуганного Дин и.

Двери в психушках просто так не открываются, даже в привилегированных отделениях.

Известные своей силой кулаки обрушились на тупо запертую дверь. Никита сотрясал ее ударами и требованиями, чтобы ему немедленно открыли.

Тихие местные больные, собравшиеся вернуться с прогулки, стояли в туманном полумраке у крыльца. О том, что они живы, можно было догадаться только по струйкам пара, сочившимся из ноздрей. Поняв, что с дверью ему не справиться, Никита повернулся к ней спиной. Когда он обводил взглядом депутацию тихого помешательства, она перестала дышать. Сколько они друг другом любовались бы, сказать трудно, когда бы не появилась медсестра, та самая, что давеча аккуратно избивала обрывок рельса в глубинах сырого тумана. Она белым бодрым призраком просочилась сквозь рощу серых памятников и выступила на первый план.

— В чем дело?! — был ее звонкий и прямой вопрос.

Никита, на ходу расстегивая штаны, кинулся к ней.

Психиатрические медсестры люди каленые, никакими эффектными извращениями их с толку не собьешь. Халат не шелохнулся, шапочка не дрогнула.

— Вот, вот, вот! — хрипел и подвывал Никита, сдирая с себя штаны, трусы и выставляя на всеобщее обозрение раненую плоть, — мне нужны нож, скальпель, пинцет. Скорей, только скорей! Ты меня понимаешь?!

Никита попытался посмотреть в глаза медицинскому существу.

— Понимаю, — спокойно, но не душевно ответило оно.

— Я ранен, понимаешь, ранен!

— Куда?

Никита понял, что договориться будет труднее, чем это казалось, исходя из идеи всеобщего братства людей. К тому же вид раны столь туманным вечером не впечатлял.

Пока он подбирал новые, неотразимые слова, раздался щелчок за спиной. Открылась дверь в отделение, и на пороге появились два рослых санитара. Раненый обратил руки к своим штанам, но он бы не успел одеться до нападения на него смирительной рубашки, если бы не отец!

Из-за двухэтажного дома скорби раздались жуткие рыдающие вопли. Рыдающие и нечленораздельные. Все, даже изготовившиеся санитары, посмотрели в ту сторону — кто это так плачет там?!

Очень скоро все увидели широкую, выбредающую из тумана фигуру со слепо расставленными руками. Она шла, покачиваясь, отражая линзами очков свет фонаря над входом в отделение и взывая.

— Сынок, где ты, сынок! Ты все-таки пришел!

— Отец! — закричал Никита и бросился бежать к калитке. Он проделал все так стремительно, и в сердце его кипело столько мрачной радости, что удержать бы его не смог никто, не то что толстые санитары.

Руслан, запыхавшись, влетел в электричку. Он был свидетелем сцены у входа в десятое отделение, покинул территорию психбольницы сразу после ее окончания и всю дорогу до вокзала проделал в самом стремительном темпе. Ни в метро, ни в трамвае его не оставляла лихорадочная, перемешанная с тошнотою дрожь.

Это не был страх в чистом виде, но что в этом состоянии было не от страха, Руслан не взялся бы определить. Думать не хотелось, было только одно отчетливое желание — убраться как можно дальше от красной больницы. Ему казалось, что нелепое истерическое действо у запертых больничных дверей осталось там, на широких ступенях, навсегда, чтобы повторяться снова и снова. И расстегнутые штаны, и раненая ягодица, и нечистые санитарные ангелы, и чудище, выбредающее из тумана. И уверенность, что это именно так, не ослабевала у Руслана, несмотря на то, что он видел, как Никита убегал к дыре в больничном заборе, чтобы сойти с ума посреди грязного ручья и издохнуть.