Илья Рясной - Табельный выстрел

— Присаживайтесь, Виктор Семенович, — жестом пригласил садиться замначальника Свердловского управления.

Поливанов уселся за стол, положил перед собой блокнот и карандаш.

— Ну и зачем вы отпустили Ильясова? — прищурился, как на врага народа, Лопатин.

— Да не виноват он, — ответил Поливанов. — Не имеет к убийству никакого отношения.

— Ты уверен? — спросил Сидоров.

— Уверен.

— И как вы это увидели, товарищ подполковник? — замначальника МУРа решил держаться официального тона.

— По человеку. По его голосу. Поведению. По его месту в этом мире, наконец.

— А глаза, они вам как, никогда не изменяют? — настырно продолжал давить Лопатин.

— Иногда изменяют. Но не в этом случае. Он не виновен.

— Семеныч, а главный вопрос — облигация, — произнес Сидоров. — Где он ее взял? Номерочки совпадают — никуда не денешься.

— Есть объяснение.

— А какое?

— Какое-то есть, — уверенно сказал Поливанов. — Узнаем.

— А не легче было задержать подозреваемого на трое суток, а потом узнавать? — поинтересовался Лопатин.

— А давайте всех в городе задержим на трое суток и у всех все узнаем! — вспылил Поливанов.

— Ну, ладно, товарищи, — примирительно произнес заместитель начальник Свердловского управления. — Мы одно дело делаем. И все точки зрения имеют право на жизнь, если они доказательны.

— И все-таки эта облигация висит, как нож гильотины, — сказал Сидоров. — И нужно с ней окончательно разобраться.

— И вопрос еще не закрыт, — вставил реплику Лопатин.

— Если я не прав, положу удостоверение на стол, — сказал Поливанов. — Значит, я в жизни ничего не понимаю и мне в органах места нет.

Он никогда не бежал от ответственности. И всегда готов был заплатить за свои поступки по полной. И служил еще в те времена, когда слова «отвечаешь головой» носили буквальный характер — за неправильное решение можно было лишиться жизни.

— Семеныч, не кипятись, — строго произнес Сидоров и хмыкнул: — Вот дело загубим, тогда все и положим удостоверения на стол…

Поливанов подумал, что нелегко и Сидорову, и начальнику Управления, и прокурору, которые вынуждены объясняться с руководителями самых различных рангов. Можно представить, какие выволочки и обвинения в попустительстве и бездействии они слышат каждый день. Есть такая русская традиция — бить своих, чтобы чужие боялись. А песочат в партийных верхах со вкусом и основательно.

В приемной послышались какие-то возгласы. Что-то типа: «Совещание», «А мне срочно».

В комнату зашел старший лейтенант, стороживший приемную:

— К вам срочно товарищ из московской бригады. Пропустить?

Рославлев только кивнул.

В кабинет зашел Маслов, улыбка его была чуть более глумливая, чем обычно.

— Разрешите доложить срочную информацию?

— Докладывай, — махнул рукой Сидоров. — У нас работа такая — доклады слушать.

— Телефонограмма пришла из Госбанка.

— Что пишут? — Сидоров зевнул.

— По поводу облигации. Если с бухгалтерского на человеческий язык перевести, то возможен выпуск облигаций с одинаковыми сериями и номерами.

— Это на фальшивомонетничество похоже, когда денежные документы с одинаковыми номерами, — возмутился Лопатин и тут же прикусил язык, поняв, что брякнул что-то сильно лишнее. Но на эту вольность никто не обратил внимания.

— Всё одинаковое, только купоны разные, поэтому документы считаются тоже разными, — пояснил Маслов.

— Удивительно, — покачал головой Сидоров. — И какой шанс по теории вероятностей, что в городе окажутся две одинаковые облигации, притом при таких деликатных обстоятельствах?

— Какой бы шанс ни был, он наш, — сказал Маслов. — Вон, в Исландии человека метеоритом убило. Говорят, шанс один на сто миллиардов. А бедняга в могиле, и ему эта теория вероятностей глубоко безразлична…

— Привет, Надюх. Сколько лет, сколько зим, — Любаня чмокнула подругу в щечку.

Крыльцо жалобно скрипнуло под ногой гостьи — того и гляди развалится под весом.

— Заходи, — кивнула полноватая, со вторым подбородком, высокая Надя. Несмотря на сильно округлившиеся в последние годы телеса и периодическое пристрастие к спиртному, она не потеряла еще своей привлекательности для особей мужского пола.

Вскоре женщины уже пили чай в небольшой кухне, достаточно скудно обставленной, как, впрочем, и весь этот частный дом, давно просящий ремонта. Но хозяевам было не до него. Глава семьи, слесарь-сантехник из ЖЭКа, обслуживавшего новые дома, угодил в жестокий плен к зеленому змию. Этому способствовали подношения благодарных жильцов — благо с сантехникой проблемы были всегда, а Васютка дело свое знал хорошо. Надюха исправно пилила мужа за пристрастие к алкоголю и пропитые зарплаты, но сама была не против иногда опрокинуть рюмку-другую, а порой и поболе, хотя обычно знала свою дозу и не слишком перебирала.