Сергей Зверев - Грехи отцов

– Я понял, – оборвал капитана Егор. Подробности его не интересовали, он узнал главное – Павлова убили. Растяжка…

– Спец поработал, – негромко сказал капитан, – профессионал. Есть версии?

Егор покачал головой. Какие версии, откуда? Нет версий, как и нет причин убивать Павлова, те времена давно минули, как дурной сон. Но растяжка, профи… Это ему точно не приснилось, как терпкий вкус дорогого коньяка – его осталось еще немного на дне стопки.

– Разберемся. – Капитан поднялся, вытащил шипящую рацию, нажал кнопку, и в кабинете стало тихо. – Я вам позвоню.

– Хорошо. – Егор влил в себя коньяк, не чувствуя вкуса, поглядел на закрывшуюся дверь. Конечно, позвонит, куда он денется, может быть, уже сегодня. За окном глухо грохнуло, дрогнули стекла, и Егор вздрогнул, повернул голову на шум. Но это был дождь, майский ливень, по стеклам били тугие струи, пахло озоном. А внизу суетились санитары – они заталкивали в «Скорую» носилки с черным пластиковым мешком на них, легким, судя по их быстрым движениям, и плоским, точно пустым внутри. Егор захлопнул створку и сел на подоконник, уставился на рыб в аквариуме, что медленно плавали туда-сюда, шевеля роскошными хвостами.

Чего ждать от мелкого засранца, кроме пакости, да еще если пакость вышла далеко не мелкая, под стать доносчику, рослому детине весом под сотню. На старшеклассника Дима Капустин малость дебильноватым видом и рыхлой тушей ну никак не тянул, походил на неопрятного вида похмельного работягу или слесаря из домоуправления и тем не менее учился с Егором в одном классе. Второй год учился и, судя по оценкам, планировал провести в десятом еще годик-другой. Умом Капустин не вышел, зато сила и дурь перли из него через край, гормоны придавали этой смеси особую пикантность, и от Димы шарахались не только одноклассницы, но и парни. Отягощенные воспитанием, начитанные мальчишки то ли не решались связываться с Димой, считая это ниже своего достоинства, то ли просто боялись его. Кулаки он пускал в ход по поводу и без, задирал девчонкам юбки и радостно ржал, когда жертва, краснея и вся в слезах, рвалась из его лап, норовил запустить руку под подол. Учителя ограничивались внушениями, грозили шалуну пальцем, но и только – телесные наказания считались непедагогичными, да и гороно не одобряло. Вот Дима и резвился, как козел в огороде, скакал, бил копытом, вонял – уже не фигурально, а реально и паскудно – и доскакался. До хорошего, качественного «фонаря» во всю левую половину прыщавой физиономии и распухшего носа. И разбитой губы в придачу, которую трогал кончиком языка, сидя, как примерный мальчик, на передней парте, сложив руки перед собой и поглядывая то на классного руководителя, то на толстую коротконогую блондинку, что угнездилась рядом. Она гордо выгнула спину и с видом вдовствующей императрицы глянула на классную, потом с истинно куриной нежностью на Диму. Прикрыла глаза цветастым платочком и тяжко вздохнула.

– Димочка…. – разобрал Егор и плотнее прижался к стенке. Перехватил быстрый взгляд отца, спокойно пережидавшего прелюдию, и уставился в открытое окно. Там было хорошо – небо без единого облачка, нежные кленовые листочки шевелились под майским ветерком, пахло черемухой и еще чем-то терпким и сладким, от запаха малость кружилась голова, перехватывало дух, а под ложечкой все сжималось, точно в предвкушении праздника. Хотя какой тут праздник…

– Черкашин! – строго сказала классная. Егор и отец дружно воззрились на нее, и Вера Андреевна, нестарая еще и вполне себе привлекательная особа под сорок, осеклась и, как показалось Егору, смутилась. Впрочем, быстро поправилась и теперь смотрела только на ученика, подпиравшего стенку.

– Егор, – она постучала карандашом по столу, – Егор, ты же обещал. Ты говорил, что это больше не повторится. Я поверила тебе, не стала вызывать родителей, а ты… Зачем? Зачем ты избил Диму?

«Зачем, зачем… дураков учить надо». По понятным причинам повторить одну из отцовских присказок Егор сейчас не мог, поэтому смотрел на клен за окном. Ветки дружно качнулись влево, нежные листочки задрожали, оконная рама поползла вбок и громко хлопнула входная дверь. Дима вздрогнул, ссутулился и подвинулся ближе к маме. Та обняла сынишку за плечи и прошептала что-то вроде «не бойся», при этом Дима возвышался над ней, а габаритами превосходил раза этак в полтора. Но боялся – Егор это видел отчетливо, по выражению покоцанной капустинской физиономии, по дрогнувшим губам и затравленному взгляду. Думал, сволочь, что шутки с тобой шутят, что предупреждения – это так, просто слова, как в книжках пишут. Не ожидал в нос схлопотать, а прежде в пузо, мягкое, точно тесто. С носом перебор случился, тут спору нет, но не сдержался, как говорится…