Николай Леонов - Шакалы. Роман

Гуров поднял коллег в семь утра, хотя первый выход главы государства в народ был назначен лишь на одиннадцать. Умытые, бритые, как и положено, неприметно сыщики появились на улице, ведущей к станкостроительному заводу, уже в начале девятого. Улица была самой обычной, не широкой, не узкой, в конце ее были массивные железные ворота завода, рядом с воротами, как и положено, проходная.

Русский человек своей натуре не изменяет, улицу чистили, прихорашивали в последний момент. Видимо, работа велась и ночью. Неподалеку от завода громоздился то ли недостроенный, то ли восстанавливаемый дом. Сейчас стройку обнесли высоким забором, который в данный момент заклеивался плакатами, призывавшими голосовать за Президента. По другую сторону улицы был небольшой скверик, дорожки которого сейчас подметали, а кособокие скамейки красили.

— Когда сами убудут, тучи охраны рассеются, свежеокрашенные скамейки станут большой радостью для пенсионеров, молодых мамаш, особенно для ребятишек, — не преминул отметить Станислав.

— А митинг состоится непосредственно напротив каменного остова, смахивающего на дом? — спросил Гриша Котов, недовольно поводя длинным носом. — Из оконных проемов не из винтовки, из рогатки можно пульнуть.

— Крупный завод в Москве известен, о стройке никто не знает, — ответил Гуров. — Сказали, митинг у завода, местные власти и не пикнули, забор построили, теперь плакаты клеят.

— Отвечаю, забор до завтрашнего утра не простоит, доски совершенно новые, растащат, — заявил убежденно Крячко.

— Станислав, ты сам-то до завтрашнего утра удержишься? — зло спросил Гуров, смешался, добавил: — Извини.

Подкатили две «Волги» — начальник розыска подполковник Попов привез своих оперов.

— Доброе утро, — сказал он громко, махнул своим ребятам, указал на москвичей. — Знакомьтесь.

Местные оперы, мужики различного возраста и комплекции, одетые разномастно, но с похожими равнодушными лицами и внимательным цепким взглядом, пожали москвичам руки, представляясь по имени, мгновенно определив Гурова как старшего, называли фамилию и звание. Лишь опытный человек мог определить в этих парнях розыскников. Не было среди оперов людей с накачанными бугристыми мышцами, с набитыми костяшками на кистях рук. В общем, это были сыскари, а не волкодавы, хотя, конечно, любой из них в драке далеко не любитель, но и не профессионал-скорохват. Видимо, начальник рассказал им о Гурове, так как они поглядывали на знаменитого сыщика с любопытством.

Попов взял Гурова под руку, отвел в сторону.

— Вашего гэбэшника мы, кажется, установили, — сказал он. — Вчера на «хитрой» даче появился схожий по приметам человек. Я распорядился «посмотреть» его и сопровождать. В отношении молодого блондина пока глухо.

— Спасибо, Юрий Васильевич. — Гуров кивнул. — Если с гэбэшником вышли в цвет, молодой сам тут объявится, наша задача не прозевать. Народ, как обычно, пригонят, начнут приветствовать, станет людно и шумно. Повторяю, засечете похожего, известите меня или Григория Котова. Он лучше всех знает парня в лицо.

— Понял, мы рассредоточимся, попытаемся распознать на подходе, — сказал Попов и увел своих оперативников в скверик.

Москвичи продолжали стоять на тротуаре. Обычно молчаливые, Котов и Нестеренко тихо, но азартно спорили.

— А я тебе говорю, никакого особого русского героизма не существует, — говорил Котов.

— Ты еврей, тебе не понять, — огрызнулся Нестеренко.

— Валя, антисемитизм уничтожает человека. — Котов держался спокойнее.

— Я к слову сказал, отвяжись. Но ты же не будешь отрицать, что именно русские закрывали грудью амбразуры пулеметов, — продолжал свою линию Нестеренко.

Гуров слушал спор оперативников рассеянно, в голове свербила все та же мысль: каким образом Фокин собирается использовать Игоря Смирнова?

— В отношении амбразур статистики не знаю. Но могу напомнить, что у японцев были камикадзе.

— Фанатики!

— Возможно, но согласись, броситься на смерть в пылу боя — одно, а в спокойной обстановке сесть в самолет, который не может вернуться на землю, это иное, — возразил Котов.

— Станислав, на минуточку, — сказал Гуров.

— Я тут, командир! — Крячко подскочил, щелкнул каблуками.

Гуров взглянул на друга осуждающе.

— Извини, Лев Иванович, объявляю перерыв. Слушаю внимательно.

— Полагаю, стройка не может использоваться. — Гуров кивнул на обклеенный портретами забор и громоздившееся за ним здание без крыши. — План операции составлялся в Москве, такой объект не учитывался, перестраиваться на ходу серьезный человек не станет.