Николай Леонов - Шакалы. Роман

— Часто не скажу, однако случается, — ответил Попов. — Я много слышал о вас, Лев Иванович, если могу помочь, расстараемся. Ребята у меня не скажу, что асы, но молчаливые.

Гуров понимающе кивнул.

— Меня интересует один парнишка. — Гуров, тщательно подбирая слова, описал Игоря Смирнова. — Он может завтра появиться среди публики на выступлении Президента. Задерживать парня не надо, если увидите подходящего, покажите нам.

— Вооружен? — спросил Попов будничным тоном, словно интересовался, при галстуке будет человек или с расстегнутым воротничком.

— Нет, точнее, не думаю, — ответил Гуров. — Но если он объявится, возможно, я его задержу. Могут возникнуть трения как с простыми людьми, так и с ребятами охраны.

— Поможем. — Попов тяжело вздохнул. — Когда мы только перестанем воевать, ведь одно дело делаем?!

— Никогда, Юрий. — Гуров подозвал официантку, заказал двести граммов коньяку, попросил счет. — Американцы на что демократы, а ФБР с криминальной полицией тоже не в обнимку живут.

— Верно, у каждого свой сержант.

— И еще, — Гуров выдержал короткую паузу, выждал, пока официантка поставит графинчик с коньяком и отойдет. — Возможно, в городе находится один подполковник, человек мерзопакостный, крайне опасный. Фокин Семен Петрович. Уверен, у него будут документы прикрытия.

— Гэбэшник?

— В прошлом полковник, сейчас в тени, но человек очень влиятельный, вхож во все двери и калитки. В гостинице он не остановится, их дачи вам известны. — Гуров подробно описал внешность Фокина. — Он типичный москвич, может, и оденется попроще, однако светиться будет. Если зацепите, возьмите на «наружку», тотчас сообщите мне.

Попов взглянул на часы, усмехнулся:

— Запамятовал, что сказал ребятам — без меня не расходиться, а сам сижу, выпиваю.

— Так не каждый ведь день.

— Будем стараться, Лев Иванович. — Попов допил рюмку, достал бумажник. — Платит хозяин.

— Нет, коллега, платит всегда старший, — возразил Гуров.

Фокин находился на одной из загородных дач, используемых ФСБ для приема гостей, не стремящихся к рекламе.

Семен Петрович выпил стакан водки, пузырек валокордина, пусть врачи говорят, что водка и валокордин несовместимы, они прекрасно совместились в желудке, подполковнику стало легче, мандраж отпустил. Фокин приготовил себе жидкий горячий чай, разобрал постель, руки не дрожали, ноги держали хорошо, уверенно, голова ясная, но он чувствовал, что не заснет. Завтра наступает день, к которому Фокин готовился полгода, завтра все решится. Он почему-то сравнил себя с чемпионом, который завтра стартует на Олимпиаде. Серебряных медалей не существует, отлили лишь золотую, и на пьедестале почета лишь одна ступенька — верхняя, остальные ведут в небытие.

Семен Петрович всегда гордился своей выдержкой. Однажды в школе КГБ заявил, что он человек без нервов. Пожилой наставник, проведший нелегалом более четверти века за кордоном, снял массивные очки и, протирая их, грустно сказал:

— Очень плохо, Семен, что ты не знаешь, как у тебя с нервами. Они есть у каждого мыслящего человека. Один способен держать себя в руках, другой — нет. Ты про себя этого не знаешь, плохо, нервы могут тебя подвести в любой момент. Все зависит от ставки.

Разговор состоялся давно. За истекшее время Фокин несколько раз убеждался, что человек он обычный, нервы у него на месте, но он с ними справляется.

Сейчас он сидел в кресле под торшером, прихлебывая из большой кружки горячий чай, и, вспоминая прошлое, осознавал, как был прав старик, утверждая, что все зависит от ставки. Еще учитель говорил, мол, старайтесь не приобретать умных личных врагов. Контрразведчик — ваш профессиональный неприятель, учитывайте это, но не превращайте его в личного врага. Он становится во много раз сильнее и опаснее. Если жизнь легла поперек и личный враг у тебя появился, быстро убей. Не жди, когда тучи рассеются, а земля повернется. Убей! Никогда никому не верь, что твоего врага убил кто-то другой. Пусть стрелял сосед, но труп личного врага ты должен перевернуть сам. «Эх, мальчики, я видел столько воскресших мертвецов, из них можно выстроить очередь в Мавзолей», — говорил старик.

Фокин резко поднялся, чуть не опрокинул торшер, прошел на кухню, поставил на плиту чайник. Напрасно начал он копаться в прошлом, теперь точно без снотворного не заснет. Гуров мертв, ясно, как таблица умножения. Сейчас не время вспоминать покойника.

Подполковник махнул еще водки, проглотил таблетку димедрола, запил чаем и закрыл глаза. Сон не шел, даже наоборот, в мозгу прояснилось, рельефно выступило прошлое.