Владимир Мильчаков - Таких щадить нельзя

В центре большого зала на затянутом черной материей столе стоял красный гроб с телом Александра Даниловича. Два колхозных знамени и знамя пионерской дружины колхоза, перевязанные широкими полосами черного сатина, склонились к изголовью. Несмотря на дневное время, высоко под потолком горело несколько мощных электрических ламп, заливая гроб и скорбящую толпу ярким, но неживым светом.

Семен Андрианович взглянул на высокий, сейчас мертвенно бледный лоб Александра Даниловича, на его закрытые глаза, плотно сжатые губы, и у него все потемнело перед глазами. Только теперь он поверил в смерть своего самого близкого друга. Пол под ногами стал неожиданно зыбким, Семен Андрианович пошатнулся. Стоявшие рядом поддержали его.

Нетвердыми шагами подошел Семен Андрианович к гробу. Лицо его словно окаменело. Ни одна морщинка, ни один мускул не дрогнули. Широко открытые глаза были сухи, и только левое веко часто-часто и жалобно вздрагивало.

Изо всех стоявших вокруг гроба людей только Семен Андрианович был в головном уборе — серо-зеленой фуражке с твердым большим козырьком. Долго стоял старый конник около гроба своего бывшего командира, не отрывая глаз от его лица. Затем медленно снял с головы фуражку, взял ее по-военному в согнутую левую руку и низко поклонился гробу с телом старого боевого друга. Подойдя вплотную к гробу, он осторожно, словно боясь разбудить Александра Даниловича, поцеловал его в лоб. И в этот момент Семен Андрианович увидел на самом краю лба, около правого виска, маленькое черное отверстие с запекшейся вокруг него кровью. Заскрипев зубами так, что вздрогнули стоявшие вокруг него, Семен Андрианович схватился за голову руками и, пошатываясь как пьяный, натыкаясь на не успевших посторониться людей, выбежал из клуба. Он медленно пошел прямо по пыли, посередине улицы к дому. Ни разу не оглянулся он на клуб, около которого уже начиналась суета, предшествующая выносу тела. Ураган повернулся и медленно двинулся следом за хозяином. Умная лошадь, словно понимая, что хозяину не до нее, шагала тихо, понурив голову. Через весь поселок до своего дома прошел Семен Андрианович, не видя дороги, не замечая сочувственных взглядов встречных людей. Фуражки он так и не надел, а нес ее за козырек вверх тульей в левой согнутой в локте руке.

Екатерина Васильевна встретила мужа у калитки. Семен Андрианович молча, пустыми глазами взглянул на жену, протянул ей фуражку и вдруг покачнулся.

— Что с тобой, Семен? — испуганно вскрикнула Екатерина Васильевна.

— Ничего, пройдет, — устало ответил Семен Андрианович. — Перегорело у меня все внутри.

Он медленно, с помощью Екатерины Васильевны добрался до карагачевого обрубка, на котором за сутки до этого сидел Александр Данилович, и, тяжело опустившись на него, сказал:

— Постели мне, Катерина, на помосте под виноградником. Лягу.

Екатерина Васильевна захлестнула за крюк повод Урагана, вошедшего во двор вслед за хозяином, и начала стелить мужу постель.

Добравшись с помощью жены до постели, Семен Андрианович снял только сапоги и лег поверх одеяла.

— Может быть, тебе подать чего-нибудь, Семен? — вконец встревожилась Екатерина Васильевна.

— Ничего не надо, — коротко ответил Семен Андрианович и закрыл глаза. Потом, чувствуя, что жена не уходит, добавил: — Расседлай Урагана. Сделай все, как надо. Лошадь-то не виновата.

Хлопоча по хозяйству, Екатерина Васильевна поминутно заглядывала под виноградник. Но Семен Андрианович лежал в прежнем положении на спине, закинув руки за голову и крепко закрыв глаза.

Вот уже густые сумерки залили дворик и сад. Екатерина Васильевна села на обрубок карагача. Было тоскливо, в сердце росла тревога за мужа, хотелось кому-то пожаловаться, выплакать щемившую сердце тоску.

— Как-то он там терпит, — сокрушалась Екатерина Васильевна о муже. — Годы уже немолодые — шестой десяток на исходе, а такое горе.

В доме негромко стукнуло.

— Видать, Митя в темноте на стул наткнулся, — печально улыбнулась Екатерина Васильевна. — И света не зажигают. Сидят в темноте, сумерничают. И то сказать, за эти сутки перестрадались. И не поймешь, кому больше досталось, Жене или Митюшке.

Екатерина Васильевна вспомнила, как сегодня после ухода Кретова с Бубенцом случился нервный припадок. Он одновременно смеялся от радости, что наконец установлена его невиновность, и горько плакал об Александре Даниловиче.