— Пойду с мужем посоветуюсь, — пробурчала она и закрыла дверь.
Я отступил от крыльца, ободряюще кивнул Рите, которая стояла ни жива, ни мертва, и стал ждать.
Через некоторое время хозяйка появилась снова. Она вышла не одна. За ней следовал тучный, строгий мужчина, в котором без труда угадывалась военная выправка. Очевидно, это был её супруг Пётр.
— Ну, что ж, пойдёмте, — пробасил он. — Авось Зинка с того света и впрямь сообщает нечто важное.
Кто бы что ни говорил, но в местах, где недавно побывала Смерть, всё же существует какая-то особая атмосфера, какая-то особая аура. Я убедился в этом на себе. Переступая через порог дома бабки Евдокии, я ощутил, как мои поджилки начинает пробирать нервная дрожь. На хорошо знакомой мне здешней обстановке словно значилась зловещая печать, которая заставляла воспринимать её как картину из иного мира, переместившуюся сюда волею потусторонних сил.
Из глубин моей памяти всплыли воспоминания о беседах с погибшей хозяйкой. Вот кушетка, в которой она обычно сидела. Вот диван, на котором располагался я. А вон та самая чашка, из которой я пил крапивный чай. Она по-прежнему стояла на краю стола, как будто её никто не убирал.
Пропустив нас в комнату, Пётр остался у двери. Варвара подошла к шкафу.
— Если мне не изменяет память, фотографии она хранила здесь, — понизив голос, пробормотала она.
Наша провожатая открыла дверцу, вгляделась в содержимое верхней ячейки и вытащила из неё старый, потрёпанный, бархатный фотоальбом со стёршимися углами.
— Сейчас такие уже не выпускают, — вздохнула она, смахивая с него пыль. — Везде китайский ширпотреб. А это — как памятник эпохи.
Положив альбом на стол, Варвара извлекла из кармана очки, и знаком предложила нам с Ритой занять места подле неё. Мы придвинули стулья. Пётр щёлкнул выключателем. Вспыхнул свет.
Обложка открылась, и нашему взору предстало пожелтевшее от времени чёрно-белое изображение улыбающейся пышноволосой девушки. Варвара хитро посмотрела на меня.
— Узнали? Это Евдокия. Здесь ей двадцать лет. Я даже помню, где и когда появилось это фото. Как-то в воскресенье мы пошли всей компанией на речку. Андрей взял с собой фотоаппарат и сделал каждому по портрету. Он был мастер снимать.
— Что за Андрей? — спросил я.
— Муж Евдокии Ивановны, — пояснила наша провожатая. — Они поженились через год после этого пикника. Играли свадьбу восьмого марта. Отмечали два праздника сразу. Пётр, ты помнишь, как ты тогда напился?
Отставной военный смущённо кашлянул. В его глазах заиграли озорные чёртики.
— А это наша школьная фотография, — перевернула страничку Варвара. — Восьмой класс. Вот Евдокия, вот Андрей, вот Пётр, а вот ваша покорная служанка. Похожа?
— Похожа, — охотно согласился я, хотя на самом деле в той симпатичной, худенькой девочке, что стояла на краю второго ряда, моя нынешняя собеседница угадывалась с превеликим трудом.
Варвара шутливо погрозила мне пальцем:
— Ой, льстите! Льстите, молодой человек!
— Ни малейшей доли, — любезно возразил я.
Наша провожатая зарделась от удовольствия. Я покосился на Риту. Она сидела с каменным лицом.
Варвара продолжала листать альбом: институт, первомайская демонстрация, сенокос. За каждым снимком стояла отдельная история, а вместе с ними перед моими глазами проносилась человеческая судьба. В какой-то момент мы даже забыли, зачем сюда пришли. Но когда наша провожатая перевернула очередную страницу, Рита вдруг вскочила и возбуждённо выкинула руку вперёд.
— Вот! Вот!
Варвара от неожиданности дёрнулась в сторону. Я потянул альбом на себя. На взволновавшем Зинкину сестру снимке было двое мужчин. Облаченные в охотничьи плащи, они сидели у костра на какой-то поляне и, явно позируя, смотрели в объектив. Одного из них я знал. Это был уже представленный нам Андрей. Второй сначала показался мне незнакомым. Но, вглядевшись в черты его лица, я понял, кем он являлся.
— Отец вашей подруги, — подтвердила мою догадку Варвара. — Михаил.
Внимательно рассмотрев фотографию, я догадался, почему в Ритиных сновидениях фигурировала именно она. Потусторонний мир снова давал нам подсказку. Рядом с Михаилом лежало ружьё, которое точь-в-точь походило на то, что изъяли у Яшки Косого. И хотя разрешение фотографии было не достаточным, чтобы судить, написано ли что-нибудь на прикладе, я нисколько не сомневался, что там присутствовали символы «ВЧ-1967».
Так вот, что хотела рассказать мне бабка Евдокия! Вот почему она не могла сделать это по телефону! Ружьё, из которого убили Нигера и Гоманчиху, принадлежало другу её мужа, отцу Натальи и Никодима.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу