Н. Леонов: Ринг

— Хорошо, Федор Владимирович, в отношении вашего рапорта я посоветуюсь с комиссаром, — ответил Хромов.

Попов неторопливо вышел, Хромов сделал запись в настольном календаре, затем нагнулся к селектору:

— Петр Алексеевич?

— Слушаю, Николай Иванович.

— Зайдите ко мне. — Хромов вынул из стола рапорт Попова, когда Исаков вошел, передумал и спрятал рапорт назад в ящик.

Увидев на Исакове темные очки, Хромов раздраженно спросил:

— Вы что, на кинофестивале?

Исаков снял очки, отвернулся. Хромов успел заметить синяк под глазом и сказал:

— Извините, лучше в очках, — деланно бодрым голосом продолжал: — Поздравляю, Петр Алексеевич, дело по изнасилованию вы раскрыли. Выправляешься потихоньку.

Одобрение начальника разозлило; вместо того, чтобы похвалить Попова, Исаков сказал:

— Попов проснулся. Его заслуга.

Хромов достал рапорт Попова. «Проснулся» — слово-то какое отыскал обидное. Полковник перечитал короткие строчки, язык канцелярский: «Прошу Вашего ходатайства перед вышестоящим командованием... Тридцать один год...» Хромов снова убрал рапорт.

— Попов — хороший работник, если бы не образование.

Исаков слушал вежливо, но равнодушно, и полковник замолчал. В чем-то этот равнодушный парень Исаков виноват, раз Федор решил уволиться.

— Теперь таких работников нет. Попов старая гвардия, из настоящих.

— Он неплохо закончил последнее дело, я, честно сказать, не ожидал, — ответил Исаков несколько удивленно.

— У вас все, Петр Алексеевич? — спросил Хромов, вспоминая, что сам вызвал Исакова, кажется, похвалить, поддержать собирался, сейчас забыл об этом. Спохватившись, полковник сказал: — В девятнадцать часов мы с вами идем к комиссару.

Исаков снял очки.

— У меня вечером операция.

— Ну, если операция... Задержание — причина уважительная. У меня к тебе просьба, Петр. Хватит бокса. Ты же видишь, бессмысленно это, шансы на успех ничтожны.

— Хорошо, что просьба, — сдержанно ответил Исаков. — Я подумаю. А насчет шансов, так я в уголовном розыске выполнял и более бессмысленную работу. Картотеку военкомата помните?

Хромов помнил, у него была отличная память, особенно на свои ошибки.

— Вы правы, Исаков. Поступайте, как считаете нужным.

Молодой почтальон, в котором сразу угадывался подрабатывающий студент, застегнул сумку, расписался в ведомости и сказал:

— Люблю пенсию людям приносить. Словно это я сам отдаю людям собственные деньги. Я такой добрый! — Он рассмеялся, выскочил на улицу.

Почтальон, насвистывая, радуясь веселому теплому дню, отправился в свой микрорайон. На секунду он задержался у футбольной афиши, затем вошел во двор.

От самого почтового отделения за юношей неотступно шел широкоплечий мужчина. Он ждал, пока почтальон стоял у афиши. Видимо, он знал маршрут почтальона, потому что во двор мужчина вошел первым, шагал не оглядываясь, на ходу надел черные кожаные перчатки, неожиданно присел, как человек, у которого развязался на ботинке шнурок.

Когда ничего не подозревавший юноша проходил мимо, мужчина выпрямился, нанес почтальону неожиданный удар в челюсть, подхватил за талию, аккуратно опустил на землю. Преступник вынул из сумки деньги, сунул вместе со снятыми перчатками в карман, оглянулся. Через минуту почтальон пришел в себя, через две он уже звонил по телефону, через десять оперативная группа была на месте преступления.

Исаков следил за экспертом НТО, который осматривал землю. Почтальон был здесь же, тихо переговаривался с Мягковым, который что-то записывал в блокнот. Затем, вырвав листок, он отдал его опустившему голову почтальону.

Исаков с Мягковым прошли подъезд, из которого выходил преступник, и оказались на улице.

— Теперь ты не сомневаешься, что преступник боксер? — спросил Исаков. — Сохранил своеобразную порядочность, отыскал среди почтальонов мужчину. Видно, на женщину рука все-таки не поднимается.

— Да, да. Где его искать?

Несколько секунд приятели стояли молча, смотрели на мелькавшие лица суетливых, куда-то спешивших москвичей. К ним подошел почтальон и прервал затянувшееся молчание.

— Вы просили меня не уходить.

— Да, да, — Мягков кивнул. — Идемте.

— Минуточку, — Исаков взял почтальона под руку, юноша вздрогнул, такая жесткая у этого человека была ладонь: — Покажите руки, — юноша не понял. Исаков осмотрел его ладони, провел по локтям, затем по коленям. — Нигде не болит?

— Нет. Здесь только, — юноша тронул челюсть.