Доктор проводил Шапошникова до лестничной площадки. Здесь рыжебородый с отвращением сбросил с плеч халат и значительно промолвил:
– Значит, я сейчас к Закревскому… Я считаю, ему нужно пристальнее следить за тем, что происходит в отделениях… Брат должен получать все необходимое… От вас я жду только обнадеживающих новостей! Это однозначно… Неудач я не прощаю, вы знаете… – Он обернулся на капризное подергивание, которым дочь пыталась привлечь его внимание.
Жанна ткнула ему в руки свой халат. Шапошников нахмурился и тут же передал оба халата врачу. Тот взял их молча и перекинул через руку.
– Вот таким образом… – прибавил Шапошников. – Если будут какие-то проблемы, обращайтесь ко мне, телефон у вас есть. Ради брата я горы сверну. Но и вы должны выложиться сполна – это вы уже поняли…
– А насчет того дела, Валентин Григорьевич? – неожиданно сказал врач негромко, но твердо, внимательно глядя Шапошникову в глаза.
Тот уставился на него, не понимая. Потом вскинул подбородок, украшенный рыжей порослью.
– А! Понял! – воскликнул он наконец. – Запомните, Виктор! Нет таких крепостей, которых не взяли бы большевики! Вы были большевиком? Нет? А я успел… Так что все в наших руках… Главное – отдача! Понимаешь?
«Все-таки съехал на «ты», – подумал Дынин, – а я все ждал, когда же он это сделает. Интересно бы узнать, что у них за общее «то дело», но ведь наверняка не скажут».
– Па-ап! – прогнусавила красавица. – Куда ты еще?
– Я к Закревскому, – строго сказал Шапошников. – Пойдешь со мной?
– На фиг он мне нужен! – задохнулась она от возмущения. – Пусть Сергей меня отвезет! Ты опять сейчас засядешь!..
– Я недолго, – бросил Шапошников. – Иди в машину и жди.
Крутанувшись на каблуках, дочь его вышла с крайне надменным видом. Было слышно, как ее туфли цокают на неудобных ступенях.
– У вас очаровательная дочь, – с величайшей серьезностью произнес доктор.
Шапошников пренебрежительно махнул рукой – мнение врача на этот счет его не интересовало. Зато Дынин в тоне хирурга что-то почувствовал и усмехнулся. «Прыткий парнишка, – подумал он, – в домашние врачи, что ли, целит?» Ему не хотелось упустить рыжебородого, и поэтому он вмешался в разговор, намеренно опустив все извинения и приветствия.
– Дынин! – кратко сказал он, тыча Шапошникову под нос удостоверением. – Ищу убийц любовницы вашего брата. Вообще-то хотелось бы потолковать с ним лично, но если нельзя, то можно и с вами… Не возражаете?
Взгляд, каким одарил его рыжебородый, был просто насыщен высокомерием и гневом. Он смотрел так, будто Дынин попросил его бумажник.
Опер без труда выдержал этот взгляд, на него и не так еще смотрели. Если бы он захотел, то этот надутый жлоб с одного удара пролетел бы через всю площадку, выбил двери реанимации да так там и остался. Но приходилось сдерживаться, единственное, что мог себе Дынин позволить, – это разговаривать, не вынимая рук из карманов и называя вещи своими именами.
– К Шапошникову, если вы об этом, нельзя категорически! – поспешно сказал доктор.
Дынин перехватил взгляд, который тот бросил на рыжебородого, ожидая, видимо, благодарности. Но банкир в упор смотрел на Дынина.
– Мне с вами беседовать не о чем, – ледяным тоном заявил он. – А убийц поймают без вас. Как работает у нас милиция, мы хорошо знаем… – Он демонстративно отвернулся и подал доктору кончики пальцев. – До встречи, Виктор. Помните, главное – отдача!
И, резко повернувшись, вышел на лестницу. Дынин разочарованно посмотрел ему вслед, сделал мину, словно у него заболели зубы, и обратился к хирургу:
– Послушайте, Виктор… э-э… не знаю вашего отчества… А может быть, я бы все-таки заглянул к Шапошникову? Одна минута! Это очень важно, поверьте!
Врач взглянул на него снизу вверх. С халатами, перекинутыми через локоть, он показался Дынину похожим на лакея. Кажется, он вдобавок испытывал к мощному неразвитому Дынину инстинктивную неприязнь, опер часто замечал такую неприязнь у мужчин, которых природа не оделила завидной комплекцией.
Хирург хотел что-то сказать, но не успел, потому что хлопнула дверь и из отделения хирургии вышла девушка, как показалось Дынину, красоты необыкновенной. У нее была чуть смугловатая кожа, особенно бросающаяся в глаза на фоне белизны халата, тщательно подогнанного. Кстати, даже на расстоянии Дынин почти физически ощутил гибкость этой талии, упругость груди и жар бедер. Ему и самому стало жарковато, когда он понял, что, кроме нижнего белья, под халатом ничего нет.
Читать дальше