Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

Нет, ты ошибаешься, потому что она не знает, что богата.

—

Тогда, скажи мне, как она может отказаться от состояния, о существовании которого она не знает?

—

Можно сказать ей правду в самый последний момент, надлежащим образом её приготовив к этому. Нужно бить в одну точку, на её великодушие, требуется её убедить, что месье Франсуа Буае совершил неправедные действия, лишив наследства своего брата, и что эту несправедливость она должна исправить.

—

Я очень сомневаюсь, чтобы она воспримет такие увещевания.

—

Это зависит от многих вещей. От экзальтированной девушки, чувства которой к тому уже будут искусно

возбуждены, можно многого добиться. Если, как это утверждает

Верро, она в отчаянии, потому что Амьен её не любит, она будет слушать советы тех, кто её пожалеет, выслушает, обсудит происходящее и будет бережно к ней относиться.

—

Это возможно… со временем… но, если честно, столько хлопот в течении нескольких лет ради ста тысяч франков комиссионных… которые месье Дюбуа в конце концов может и отказаться отдать.

—

Я этого не боюсь. У меня есть его письменное обещание и письмо, которое его компрометирует. Он никогда не осмелится меня обмануть. Но ты права, говоря, что сто тысяч франков это мало, в то время как этот Дюбуа унаследует шестьсот тысяч.

—

Почему бы нам не оказаться на его месте и не получить все наследство?

—

Молодец! Вот мы и добрались до главного, наконец! Если мы сможем заставить Пию отказаться от наследства, то тогда уже будет совсем легко убедить её завещать все её деньги нам. И именно этой цели мы должны добиться. Но, чтобы её достичь, нам потребуются большие средства и немалые усилия.

—

Какие?

—

Вначале… нам придётся оставить Париж вместе с нею.

—

Это как раз будет нетрудно… кажется, она сама хочет возвратиться к себе домой в Италию. Софи Корню слышала, как она говорила художнику: «Я не хочу позировать больше, я хочу в Субиако.»

—

Очень хорошо. Мы её сопроводим в Италию.

—

В каком качестве?

—

В качестве друзей, черт возьми! Ты заработаешь её доверие, предложив избавить от дорожных расходов. Я предполагаю, что она не купается в золоте. Ты ей расскажешь, что имеешь намерение провести два года в Риме в связи с проблемами со здоровьем, и ты нуждаешься в компаньонке, говорящей на итальянском языке, и что ты обращаешься к ней, потому что хозяйка квартиры, в которой жила её сестра, тебе её рекомендовала. Ты добавишь, разумеется, что уезжаешь вместе с твоим мужем, так как я совершу это путешествие вместе с вами.

—

Ты бросишь все свои дела?

—

У меня нет ни одного, которое могло бы принести мне столько денег, как это. И впрочем, очень хорошо, что мы оставим Париж на какое-то время. Я опасаюсь болтливости и любопытства Верро, и я боюсь Амьена. Если он все-таки нас выследит и обнаружит, что мы живём вместе, он вспомнит и события в омнибусе и нас в нем. И сопоставит все события и лица. Он вполне в состоянии сделать это. А через два года несчастный случай, приключившийся с Бьянкой Романо уже забудется, станет старинной историей.

—

Как! Мы останемся в Италии на два года?

—

На два или три года, а может и больше, если потребуется. Мы там останемся до тех пор, пока малышка не отпразднует вместе с нами день рождения, на следующий день после которого она получит право подписывать имеющие юридическую силу документы, то есть своё восемнадцатилетние.

—

И ты веришь, что к этому времени её посетит идея составить завещание?

—

Это я беру на себя. И кому она может оставить все своё имущество, если у неё нет родителей… и никаких родственников? Только нам, ведь за это время мы должны стать её семьёй.

—

Хорошо! Но она моложе нас, и проживёт дольше нас, вполне вероятно?

—

Я в это не верю, — рассмеялся Бланшелен. — Ты забываешь, что этот идиот Верро отдал мне булавку, которую ты потеряла.

Он не производил респектабельного впечатления, этот доходный дом, где отец Лоренцо селил своих пансионеров, на улице Дефоссе-Сен-Бернар. Это было старое и чёрное шестиэтажное сооружение, намного более высокое, чем широкое, и беспорядочно пронзённое узкими окнами, из которых ни одно размерами не совпадало с соседними. Своим фасадом, позеленевшим от дождей, и задушенным двумя зданиями гораздо лучшей внешности по краям, дом походил на кусок заплесневелого пирога.

Жители входили в этот барак через тёмную аллею, которая приводила во влажный и плохо освещённый двор, похожий на дно колодца.