Игорь Шинкаренко - Мистерия в парижском омнибусе

—

Попробуйте прикинуть! Скажите примерно.

—

В прошлом году я получил около пятидесяти тысяч франков… и если бы я захотел писать портреты …

—

Вы получили бы намного больше. — продолжил месье Дюбуа, — И это нужно делать, мой друг, нужно это делать. Я знаю, о чем говорю. Вы сейчас находитесь для этого в прекрасной ситуации. И один знаток, которого я знаю, меня накануне убеждал, что этот рынок станет ещё более востребованным. Америка начинает покупать, и…

Билетёрша пресекла в корне восторженные оценки рынка и энтузиазм месье Дюбуа. Она скромно вошла, и сказала, обращаясь к нему:

—

Там кто-то… один господин… просит вас, месье, выйти на минутку… он принёс вам очень срочную депешу.

—

Депешу! — повторил месье Дюбуа. — Это странно. Я никому не сказал, что отправился в Порт-Сен-Мартен, и телеграмма вдруг находит меня здесь.

—

Но, мой отец, ваш камердинер знает, что вы здесь, — сказала мадемуазель Дюбуа.

—

Это правда… я об этом не подумал… и он знает также, что я ожидаю важные новости, и так как он очень умён… вы позволите, мой дорогой Амьен, вас оставить на мгновение… Аврора с вами поговорит о живописи, она в этом разбирается лучше меня.

И месье Дюбуа поспешно последовал за билетёршей, которая закрыла на ним дверь ложи.

Так вот нечаянно случилось так, что только сейчас впервые в жизни Амьен оказался наедине с мадемуазель Дюбуа. В светском обществе, на раутах и салонах свидания наедине редки. Несколько слов, которыми обменивают у пианино, перелистывая партитуру, или у стола, в то время, как девушка подавала своей белоснежной рукой чашку чая наиболее элегантному из гостей своего отца.

Случай, который непредвиденный инцидент предоставлял художнику, был превосходен, чтобы выйти из обычной банальности разговора, и ему только оставалось им воспользоваться. Мадемуазель Аврора, со своей стороны, также этого, без сомнения, желала того же, так как именно она придвинула свою ногу к нему на более интимное расстояние, прежде чем обратиться со словами:

—

Я опасаюсь, что мой отец вас шокировал, вынуждая уточнить цифру ваших доходов, — сказала Аврора своим приятным голосом. — Не вините его. Он очень уважает деньги… именно то качество, которым не обладаю я. Но всё, что папа делает, он делает. Он меня обожает, и утверждает, что я не смогу быть счастливой без крупного состояния. Я, признаюсь, понимаю под счастьем нечто иное… Я совершенно не расстроюсь, если мой муж будет богат, но я хочу, прежде всего, чтобы он мне понравился, как человек и личность.

—

И я, мадемуазель, спокойно бы женился на девушке без приданого, если бы полюбил её.

—

Таким образом, мы друг друга поняли и всегда сможем договориться, — весело сказала мадемуазель Дюбуа. — Посмотрим, будет ли у нас одно мнение по поводу искусства. Вы должны хорошо разбираться в живописи в отличие от меня, не так ли? Вы — настоящий, признанный обществом художник. И Вы должны иметь эталон, к которому вы стремитесь, тип внешности девушки, о котором вы мечтаете, той, которую вы будете боготворить, и чьи черты будут угадываться во всех ваших работах.

—

Я его на самом деле уже нашел.

—

Можно узнать, где?

—

Посещаете ли вы иногда музей Лувра?

—

Не часто. Мой отец любит только современные картины… и бывают дни, когда я хожу на выставки современного искусства вместе с ним.

—

Попросите тогда отвести вас в большую галерею Лувра, и ищите в пятом пролёте слева портрет, написанный Рубенсом. Мэтр умер уже несколько веков тому назад, но женщина, которая для него послужила моделью… она до сих жива… вы её знаете… и я, думаю, не нуждаюсь в том, чтобы вам назвать её имя, когда вы увидите это чудесное полотно… сходство поразительно, и вы сразу узнаете, кто он, мой идеал.

—

Но если я не ошибаюсь, Рубенс писал только фламандок… а фламандки белокурые.

—

И мой идеал блондинка.

—

Это странно. Вы ведь всегда изображаете на ваших полотнах только брюнеток.

—

Потому что смуглые модели считаются…

это общеизвестный факт…

лучшими натурщицами… и одновременно у нас, художников, нет никакого затруднения в выборе моделей… мы избалованы их изобилием… в то время как блондинки редки

, как натуральный жемчуг

.

—

Но раз Италия не может вам предоставить их… Тогда… а если я соглашусь для вас послужить моделью …?

—

Я был бы слишком счастлив, мадемуазель, если бы даже был в состоянии лишь представить такое.