Кирилл Казанцев - Антикварщики

Еще один выстрел. Стрелок на чердаке, по-моему, напрочь выпал из действительности.

– Нейтрализуем? – деловито осведомился снайпер.

– Пара выстрелов поверх головы, – сказал я.

Снайпер мягко нажал на спусковой крючок «СВД». Винтовка дернулась. Еще раз. Чуть ниже, и стрелку бы конец. Я видел, как из окна полетел автомат. Стрелок что-то проорал, издалека не было слышно. Наверное: «Сдаюсь, не убивайте!»

Собровцы работали умело. Просочились на территорию не всем кагалом, как дуболомы Коробка, а аккуратно, по одному, чтобы не получить шальную пулю. Ворвались в дом. По чеченской памяти не прочь были бы сейчас основательно зачистить объект: гранату в одну комнату, потом в другую – так и пройтись по всему зданию. Но здесь правила иные. Да и бандиты не намерены биться до последней капли крови. Они вообще не намерены биться. Знают, что шансов нет. Один попался отмороженный на чердаке – заклинило в голове, но и тот успокоился.

– Первый, ответь Второму, – послышалось в рации.

– На связи, – сказал я.

– Зачистили, – сказал командир группы СОБРа. – Все здесь. Тепленькие.

– Пошли, – кивнул я Железнякову.

Бандюги лежали на земле в наручниках. Вид большинство из них имело плачевный. Так уж повелось – собровцы порой проводят обработку, которая страшно бы не понравилась Комиссии по правам человека. Больше всего, конечно, досталось чердачному автоматчику – долговязому волосатому кавказцу. Похоже, Звенигород он спутал с Карабахом. Повезло еще ему. В Карабахе его бы просто расстреляли, а здесь всего лишь вежливо изметелили. Он лежал, уткнувшись разбитой мордой в землю, а собровец жал ему коленом в спину, будто твердо решив впечатать его позвоночник в землю, и что-то негромко нравоучительно твердил. Абрек жалобно попискивал в ответ. Профилактическая работа была в разгаре.

– Как подстреленные? – осведомился я.

– Живы, – сказал командир отделения СОБРа. – Перевязали их. Оклемаются, скоты.

Я прошелся по территории, осмотрел пленных. Малыш был в их числе – живой, здоровый, если не считать нескольких синяков от собровских сапогов и того, что он вывалялся в грязи свинья свиньей.

Мы прошли в дом. Там в двух комнатах был собран весь гарнизон осажденных. Они тоже лежали на холодном бетонном полу, конечно, кроме Лизы, съежившейся на стуле и напоминающей графиню – дочку тайного советника, за чьей семьей заявилась ЧК.

– Сцена для передачи «Мое кино». Досуг кинозвезды. Сам Кочергин, – всплеснул я руками.

Яго усадили на свободный стул. Поработали над ним рубоповцы основательно. Похоже, у них были с ним какие-то свои счеты.

– А, Лядов, – кивнул Яго. – Крепко берете, майор. Некрасиво это.

– Твои «быки» в нас палят, а мы берем некрасиво? Ничего, за эту разборку ответите по самому суровому счету.

– За что? Это здание фирмы «Парма».

– Пармская обитель.

– На нее было совершено вооруженное нападение. Наши люди, между прочим из охранного агентства, отражали нападение.

– Нападение милиции?

– Ошибка вышла. У ребят нервы не выдержали. Не поверили вам.

– Заливай. Играть тебе, артист, теперь в тюремной художественной самодеятельности.

– Напраслину возводишь, господин майор. Суд разберется.

– Какое же имущество вы охраняли?

– Партию комплектующих для компьютеров. Накладные покажу, – заявил Яго. – И договор на охрану.

– Понятно.

Яго держался твердо. Спокойно. Нахально. Он думал, что мы ничего не найдем, поскольку тайник его был устроен на славу, и он, не доверяя никому, сам упаковывал туда вещи. Вот только упустил он одно – мы знали, где находится тайник. Уведя всех лишних людей, я, Железняков и Яго остались втроем. Я уверенно направился к камину, запустил руку в трубу, оттянул скобу и толкнул часть стены рядом. Открылась комнатенка полтора на два метра.

Щека Яго задергалась.

– Что там? – кивнул я.

– Не знаю. Это не мой дом.

Вскоре на свет божий мы извлекли ящики. Их содержимое произвело на меня огорошивающее впечатление, но я тоже умел хранить самообладание. Хотя было самое время по-дурацки счастливо захихикать или пуститься в пляс. Конечно, ожидал чего-то такого. Но…

– Это же коллекция того режиссера, – кивнул я на серебряные изделия. – Как там его?

– Не знаю, – пожал плечами Яго.

– Рубинштейна, вспомнил… И иконы недурные. Северная школа. А мы ее по всему миру ищем.

– Интересно-то как, – скривился Яго.

– Откуда дровишки?

– Из леса, – с неожиданно прорвавшейся злобой выдавил Яго.