Владислав Лесков - Война Симакова

Шильке поморщился, прикрывая лицо ладонью.

– Проклятая погода! – выругался он. Гоните заключенных в ремонтный цех! – скомандовал он. Приподняв воротник шинели, он наблюдал, как шеренги военнопленных развернулись, и едва переставляя ноги, двинулись в сторону ремонтного цеха.

Конвоиры, в этот раз, не пытались их подгонять как на марше, ударами прикладов в спину.

– Вместо нар будет сено! – доложил обер-лейтенант.

Правда, и его с трудом нашли.

Шильке согласно кивнул.

– Мерзлая страна, – пробурчал обер-лейтенант.

Даже лошади вынуждены голодать.

– Мне кажется, всех лошадей сожрали местные жители, – добавил Шильке, устремив взгляд на ворота временного барака, куда сгоняли военнопленных.

Обер зашелся кашлем.

– Кажется, я сдохну здесь в ближайшее время от холода и простуды.

Шильке подбадривающе хлопнул его по плечу.

– Нам всем необходим отпуск.

– Желательно на Лазурном берегу, – прохрипел обер-лейтенант, поправляя воротник.

– Приглашаю на стопку коньяку, – улыбнулся Шильке. Согреетесь. Иначе сляжете.

– Кто будет командовать этими болванами?

– Оставим их на гауптмана! – кривясь, улыбнулся полковник. Шильке и обер-лейтенант поспешили в отведенные им комнаты.

Зайдя в комнату, обер-лейтенант зажег керосиновую лампу и повесил шинель на спинку стула.

– Входите, господин полковник.

Он жестом пригласил Шильке в помещение. Полковник медленно вошел, осматривая комнату.

– Я думал, будет гораздо хуже, – довольно заметил он.

– Выбирать особо не из чего, – отметил обер-лейтенант.

Он подошел к шкафу с резными дверками и достал из него бутылку коньяка и шоколад.

– Откуда такая роскошь? – удивился Шильке.

Бутылка французского коньяка выглядела совершенно посторонним предметом для комнаты со столь спартанской обстановкой. Очевидно, данное помещение когда-то было приемной.

Обер-лейтенант сконфузился. Ему было немного стыдно перед господином полковником за свой скромный интерьер. Шильке поспешил разбить эту неловкость.

– Как вас зовут, обер-лейтенант?

– Мартин, – обер-лейтенант протянул руку.

– Август, – ответил Шильке.

Мартин выдвинул стул из-за стола, но остался стоять в присутствии более высокого чина.

– Садитесь Мартин, – улыбнулся полковник.

В данной обстановке субординация ни к чему. Мы вроде собирались выпить.

Шильке прикоснулся рукой к пробке бутылки.

– Да, конечно, Август, – обрадовался обер-лейтенант.

Я достану рюмки.

Мартин полез в шкаф. Шильке снял кобуру. Сейчас он мог расслабиться, ничего не опасаясь. На столе появились рюмки и две тарелки, в которые Мартин положил шоколадные плитки.

– Прошу прощения за столь скромный стол, – краснея, пробормотал он.

– Все в порядке Мартин, – успокоил его полковник.

Первую рюмку выпили за победу Германии, далее за семью, за повышение по службе. С каждой новой стопкой разговоры полковника Шильке и обер-лейтенанта Мартина Грубе становились все откровеннее. Мартин жаловался, что управление тыла частенько забывает, что их роль в победе так же важна, как и роль передовых частей, что ведут кровопролитные сражения. Обер-лейтенант Грубе похвастал успешно проведенной не операцией по поиску диверсантов, выброшенных с парашютом для установки связи с партизанскими соединениями.

Шоколад на тарелках уменьшался пропорционально поднятым тостам.

– Господин полковник, могу я задать вам откровенный вопрос? – Мартин посмотрел Шильке прямо в глаза.

– Задавайте, Мартин, – ответил Шильке.

Но учтите, этот вопрос не должен касаться нашей победы в этой компании.

Мартин разочарованно вздохнул:

– Именно это меня и интересует. Я не совсем доверяю патриотическим истерикам Геббельса.

– Отчего же?

– Я руковожу гарнизоном этой станции почти с начала войны.

Мартин замолчал.

– Продолжайте свою мысль, обер-лейтенант, – попросил Шильке, довольно любопытно услышать альтернативный взгляд.

Глаза Мартина сверкнули.

– Так вот, я руковожу этим гарнизоном, – повторил Грубе, – и каждый день наблюдаю количество новых эшелонов на восток, и обратно. Но обратно идет бесконечное число разбитой техники и раненых. И мне, кажется, этому не будет конца! – посетовал обер-лейтенант.

– Конец, Мартин, обязательно рано или поздно наступает, – уверил его Шильке.

– Только чей это будет конец, знает только Бог.

Шильке поднял глаза к потолку.

– Господин полковник, извините за прямоту, но мне кажется, это будет наш конец.