Тома Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 2. Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Она спускалась по лестнице. Он смотрел на нее, скривившись. Кричащего цвета платье претенциозно и дурно скроено. Каблуки туфель недостаточно высоки… и вообще весь облик ее, начиная с лица, следовало бы переиначить. Легонько вдавить щеки, чтобы вернуть скулам их волнующую выпуклость. Выщипать пинцетом брови, чтобы превратить их в ниточки, придать ее лицу былое выражение трагической растерянности. И только глаза безупречны: они одни выдают в ней Мадлен. Флавьер расплатился и пошел ей навстречу. Ему захотелось раскинуть в стороны руки: то ли чтобы обнять ее, то ли чтобы задушить.

— Я так торопилась, — сказала она.

Он еле заметно пожал плечами. Куда девалось ее умение выбирать именно такие слова, каких он от нее ждал? А ее теперешняя манера преувеличенно робко брать его под руку? Она его побаивается. И вообще: чересчур покорна, боязлива. Как его это раздражает! Они шли бок о бок, храня молчание. «Если бы мне предсказали это месяц назад, — подумал Флавьер, — счастье убило бы меня». В действительности же ему никогда еще не было так горько.

У витрин она замедляла шаг, висла на руке у Флавьера, и он раздражался, находя эту тягу к вещам вульгарной.

— Многого, наверное, ты была лишена во время войны, — сказал он.

— Всего, — отозвалась она.

Это упоминание о бедности тронуло его.

— Так это благодаря Альмариану ты прибарахлилась?

Он знал, что эта грубость ее заденет, и все-таки не смог удержаться. Она слегка стиснула его пальцы.

— С ним мне было хорошо.

Настал его черед испытать обиду. Таковы правила игры. Но он не уступал.

— Послушай!.. — яростно начал он и осекся. К чему продолжать? Он повлек ее за собой, направляясь к центру города.

— Не так быстро, — попросила она. — Ведь мы гуляем.

Он не ответил. Теперь витрины разглядывал он. Наконец он обнаружил то, что искал.

— Заходи!.. Только вопросы отложи на потом.

Навстречу заспешил служащий магазина.

— Отдел женского платья! — бросил Флавьер.

— На втором этаже. Лифт там, в глубине.

На сей раз им овладела решимость. Ничего, придется Трабулю снова раскошелиться. Его пронзило предвкушение удовольствия. Она признается! Никуда ей не деться!.. Лифтер закрыл дверцу, и лифт плавно пошел вверх.

— Дорогой, — прошептала Рене.

— Помолчи.

Он направился навстречу продавщице.

— Покажите нам платья. Самые элегантные, что у вас есть.

— Хорошо, месье.

Флавьер сел. Он задыхался, как после трудного упражнения. Продавщица, раскладывая на длинном столе платья всевозможных фасонов, выжидательно смотрела на Рене, но Флавьер быстро вмешался, указав пальцем на одно из них.

— Вот это.

— Черное? — удивилась та.

— Да, черное. — Обернувшись к Рене, Флавьер сказал: — Примерь его, доставь мне удовольствие.

Она помедлила, покраснела под взглядом молоденькой продавщицы и пошла вместе с той в примерочную. Флавьер вскочил, принялся шагать взад и вперед: он вновь погружался в привычное некогда состояние ожидания, в знакомую скачущую тревогу, ощущал, как раньше, подступающее к горлу удушье — он вновь обретал жизнь. Рука нащупала в кармане зажигалку и сжала ее что было сил. Время текло невыносимо медленно, а руки его не находили себе места, потели, и тогда он принялся искать среди развешанной одежды костюм. Ему хотелось найти серый. Но настоящего серого цвета не было. Ни один из костюмов не был точно такого же оттенка, как тот, запечатлевшийся в его памяти. Но разве его память не идеализировала даже мельчайшую подробность? Может ли он быть уверенным в том, что твердо все помнит?.. Дверь примерочной скрипнула; он живо обернулся и испытал потрясение, как тогда в «Астории». Это была возродившаяся Мадлен — Мадлен, которая при виде него приостановилась, словно наконец узнала его; Мадлен, которая приближалась к нему слегка побледневшая, с прежним печально-вопрошающим выражением глаз. Он вытянул вперед исхудавшую руку, но уронил ее. Нет, облику Мадлен недоставало совершенства. Как можно было оставить эти вульгарные серьги, так дисгармонировавшие с нежным изгибом шеи?

— Сними это! — скомандовал он вполголоса.

Она не сразу сообразила, о чем речь, и он сам вытащил безвкусные побрякушки из ее ушей. Отступив на шаг, он испытал отчаяние художника, бессильного передать на полотне рожденный его воображением образ.

— Так, — сказал он продавщице, — мадам останется в этом платье. А этот костюм — он, кажется, того же размера? Заверните его. И покажите нам отдел обуви.