К Кате приставали меньше. Ребят попроще отпугивала ее надменность. Красивая, вызывающе модно одетая, маленькая женщина знала себе цену. Зато не давало проходу местное начальство. Лезли наперебой отвезти, подвезти, предлагали бесплатно кур и намекали на любовь. Не выдержав нетопленного общежития (попробуй подмойся в ноябре раз да другой водой из колодца), загаженной уборной во дворе и бедлама по ночам, уступила директору совхоза. Тот мгновенно выделил ей пол коттеджа, куда помещали высокое руководство из области, и стал возить в райцентр и по соседним совхозам — хвалиться красивой любовницей.
И этой жизни долго не выдержала. Потому что узнала вскоре об их отношениях директорская жена и пошли угрозы с воплями и матом, опять напоминая родную Хамовку. Уехала. Директор чуть не плакал, сам за рулем «УАЗика» отвез ее в город вместе с мешками картошки и замороженной бараньей тушей — ничего для Катюши не жалко!
В городе сменила одну за другой несколько работ. Везде было одно и то же — лезли начальники и мало платили. Тогда она и махнула в Москву. А после полугода жизни у Нины Тимофеевны вернулась домой совсем другая Катя. Теперь уже ни на день не забывала, что была шлюхой, и от этих воспоминаний почти с ненавистью смотрела на мужиков, пытавшихся с ней заигрывать.
Устроилась в Дом моделей. Подрабатывала, продавая принесенное братом шмутье. Серега ее любил и жалел больше матери — говорят, такая дружба только между близнецами бывает. Впрочем, матери было не до них. Насмерть скандалила и дралась с отцом. Похмелившись звали соседей и праздновали мировую. Это в свободное время, а все остальное — отупляющая тяжелая работа на допотопном кирпичном заводе, две зарплаты — два аванса, которых едва хватало и на еду и на сахар для самогона.
Возвращаясь в маленькую свою комнату рядом с туалетом, где день и ночь урчала в унитазе вода, с тоской думала — неужели так будет всю жизнь? Сколько раз пыталась вырваться из этого серого круга, и как щепку, отшвыривало назад. Снималась в качестве обнаженной модели для полулегального столичного журнала. Приезжие фотографы, облизываясь звали к себе в гостиницу, вовсю нахваливали: «Наша крошка Бриджит, ах какие ножки, какая попа!» — и обещали пристроить в зарубежную рекламу.
От съемок все собиралась отказаться, но на что жить? Торгашка из нее хреновая — Сереге от Кати больше убытков, чем прибыли. Олежа, тот до бытовых мелочей не опускался. Его не интересовало, сколько стоят на рынке яблоки и шампанское, — покупала Катя, хотела, чтобы у них все было красиво.
Олежа, любовь ее первая! Пусть в двадцать три, с опозданием, как многое в ее жизни, но такая, что пяти минут не могла прождать, когда он опаздывал. Прежнего своего любовника сразу бросила, хотя был он из богатеньких и Катю поддерживал неплохо.
Как во сне, первые недели с Олегом. Квартиру сама нашла, выложила за полгода вперед почти все свои сбережения. Ездили осенью на море. Бархатным сочинским октябрем гуляли по опустевшим пляжам, пили вино из бочки у пузатых грузин, которые таращили глаза на Катю.
Однажды он сказал, что собирается уехать из страны; и Катя, не раздумывая, заявила, что будет везде с ним вместе.
Потом у Олега появилась новая девочка, еще одна… Катя догадывалась, да и он не слишком скрывал, считая это мелочью. И в тот раз, когда она встречала Олега возле института, он знал, что Катя может здесь появиться, и все равно пошел с новой девчонкой.
Господи, почему она такая невезучая! Или, может, потому что летит всю жизнь как мотылек на огонь, ищет, где ярко и красиво! Ну и в результате? Двадцать три года, два аборта, полсотни случайных мужиков. Имеется еще кожаный плащ, чемодан модных шмоток и обещания Олега увести ее за границу.
Она отнеслась к словам Сани Лукашина куда серьезнее, чем он предполагал. Она бы не приехала к нему домой, если бы ей хоть раз позвонил Олег. Зато прибегал озабоченный Серега и напоминал про второй пистолет. На вопрос, где Олег, пожимал плечами — очень занят, ведь серьезное дело задумали.
— Может, не надо? — сказала Катя, пока брат торопливо хлебал суп в ее кухне.
— Как не надо? — удивился Серега. — Все закручено. Тряхнем кооператоров, только пыль пойдет. Думаешь, они побегут жаловаться в милицию? Даже если и побегут, искать все равно никто не будет.
— Будут, Сережа. Особенно, если вы начнете стрельбу.
— Пусть ищут. Через месяц нас здесь не будет. — Поглядел на сумрачное лицо сестры и скорчил гримасу. — Давай не будем, Катя. Все уже решено.
Читать дальше