Владимир Першанин - Мы умрем в один день

В дверь позвонили. Димка, сидевший в прихожей у телефона, замер. Если они начнут стрелять через дверь, то легко достанут его. Он съежился и затаился. Звонок продребезжал еще раз, потом послышались удаляющиеся шаги.

Зимовец быстро собрал сумку, пересчитал деньги. Их оставалось совсем немного — надо ж было вчера сдуру две магнитофонные кассеты купить! Не раздумывая, открыл платяной шкаф и в стопке старенького теткиного белья отыскал целлофановый пакет с документами. Деньги, рублей семьдесят трояками и пятерками, сунул в карман, а пакет положил на прежнее место. Ничего, обойдется, не умрет с голоду! Родители вместе с ним почти ящик консервов прислали, пусть забирает. В серванте из стеклянной, под рифленый хрусталь, салатницы достал золотое кольцо. Тоже в крайнем случае сгодится.

По дороге на железнодорожный вокзал прикидывал, что легче всего двинуться в сторону Кавказа. Там и теплее, и затеряться легче.

Но не получилось. Поезд на Железноводск уходил поздно вечером. Зимовец часа два просидел на вокзале, потом поехал на рынок, купил бутылку вина у грузчиков, переплатив трояк. Полбутылки выпил здесь же, за ларьком. Стало совсем хорошо, и он отправился бродить по рынку. Встретил двоих парней. Выяснилось, что один из них тоже сидел. Закурили и допили вместе оставшиеся полбутылки. Скинувшись, купили еще два портвейна, потом пошли в пивной бар. Зимовец хвалился, как вместе с друзьями ставит на уши кооператоров, и показывал теткино кольцо, которое он якобы приготовил в подарок своей подруге. Вместе с пивом разливали самогон и ходили мочиться за угол. Мелькали еще какие-то лица. С трудом вспомнилось, как его куда-то тащили, он упирался, а незнакомый голос ласково уговаривал: «Пошли баиньки». Потом его пинали ногами, было совсем не больно, но противно обжигал снег, попавший за воротник.

Очнулся без шапки и перчаток. Поднявшись, заковылял, опираясь о забор. Теперь болело и ломило все тело, а когда Димка сплевывал на снег, там оставались черные кровяные пятна.

Тетка, открыв дверь, с ненавистью разглядывала племянника. У нее были жидкие, мелко завитые волосы и плоская, почти без груди, фигура.

— Где кольцо и деньги?

Димка бессмысленно усмехался, опираясь о дверной косяк. Она сама полезла в карманы.

— Сволочь! И семья вся ваша б…я!

Месяц назад ее бросил сожитель, с кем она надеялась связать остаток своей бездетной тоскливой жизни. Ушел, прихватив подаренный новый костюм и шапку. Тетка тридцать лет проработала на почте и почти столько же прожила в общежитии, в комнате на четверых. Квартиру она получила лишь в прошлом году, и самой ценной вещью здесь был черно-белый телевизор «Рекорд», за который она продолжала выплачивать кредит. Сестра, мать Димки, никогда не приглашала ее к себе, презирая за неудачливость и бедность.

— Кулаки! Подавитесь!

По лестнице катились разноцветные банки дефицитных консервов, которые были присланы вместе с Димкой. Зимовец, шатаясь, побрел вниз. Банка с растворимым кофе, обгоняя его, гремела по ступенькам, потом, ударившись о стену, раскрылась, осыпав все кругом облаком душистого, тонко промолотого порошка.

Пост ГАИ, стеклянный скворечник на бетонном четырехметровом постаменте, стоял на развилке широкой междугородной трассы. Гаишников было двое, старшина и его напарник, младший сержант, недавно закончивший школу первоначальной подготовки.

Старшина служил в ГАИ около двадцати лет. Работа порядком надоела. За эти годы он нажил радикулит и стойкую неприязнь к транспорту и водителям. Пристроившись за столом у калорифера, он, помаргивая, растерянно наблюдал, как его напарник, в черном полушубке и белой портупее, тормозил машины и, козыряя, проверял документы у шоферов. Тому все было в новинку: и упоение собственной властью, когда, повинуясь сигналу жезла, останавливаются огромные грузовики и черные «волжанки», и тяжесть заряженного пистолета на боку, и заискивающие оправдания водителей, которые превысили скорость.

Машин было много. Сержант, упарившись, снял шапку, рукавицы и вытирал платком вспотевшее розовощекое лицо.

— Надень шапку, Серега, — сказал в громкоговоритель старшина, — калган застудишь!

Сержант, вздрогнув от неожиданности, посмотрел вверх и широко заулыбался во весь рот. Напарником старшина в общем-то был доволен. Не нравились только его излишняя говорливость и легковесность в отношениях с женщинами. У того постоянно менялись подруги. Загораясь, он раза три порывался жениться, но что-то разлаживалось, и по городскому телефону, установленному в будке ГАИ, начинал названивать новый женский голос.