Виктор Иванников - Выбор нового пути борьбы

— Он не знает, когда теперь их увидит. У них начинается новая совместная жизнь. Он тоже мечтал об этом, но судьба распорядилась по-другому. Ему хочется оставить им на память о себе нечто такое, которое давало бы знать, как хрупка эта жизнь, это счастье, и что его очень надо беречь, а вот он не смог. Примите от всей души и помните обо мне.

Лариса, как всякая женщина, не утерпела, раскрыла коробочку и ахнула:

— Егор, но ведь это страшно дорого!

— Лариса, для меня это вообще цены не имеет, всё это, скажу честно, предназначалось самой дорогой мне женщине, больше такой у меня никогда не будет, а вот этот подарок для Вас, Лариса, которая, как я хорошо знаю, дороже всех моему брату Николаю. Пусть этот подарок принесёт Вам счастье, благополучие в Вашей семейной жизни. Он даётся от чистого сердца. Поверьте!

У Ларисы от этих слов на глазах навернулись слёзы. Николай погрустнел. Увидев из реакции, Егор предложил выпить за них, счастливую пару — нашедших друг друга в эти тяжёлые для их народа времена. И вот только в эти минуты его глаза потеплели, складки лица как-то разгладились, отчего он сразу как-то утратил этот новый свой облик. Но опять ненадолго. После бокала всё обычное, ставшее уже привычным для него, вновь заняло своё место и на лице, и в душе!

Но и это грустное расставание прошло. По плану Егору, теперь уже Войцеху с Опанасом на машине ведомой Гасаном предстояло ранним утром выехать на Украину. Поэтому долго его не стали задерживать. На прощание каждый обнял Егора, теперь уже Войцеха, похлопал его по спине, как это они всегда делали, ещё раз пожелали удачи, напомнили о братстве. Николай, Опанас и теперь уже Войцех прошли к нему в комнату. В ней командир изложил план переезда в Германию, выработанный им с Опанасом. Они долго не разговаривали, выпили уже из фляжки за удачное завершение сей операции, ещё раз обняли его, похлопали по спине и ушли.

Войцех принялся перебирать и упаковывать отобранные им с собой вещи, в основном памятные и дорогие. Держа их в руках, в своих ладонях, он как бы касался их владельцев — живых, тёплых братьев. Долго сидел, смотрел на эти овеществлённые облики своих товарищей, поглаживал их, вспоминая отдельные эпизоды из боевого братства. Особо ласково осторожно, касался, можно сказать, благоговейно тех вещей, которые напоминали ему о его родителях, Деде и Кате. От этих прикосновений и воспоминаний у него сердце переставало «ныть», вернее, терзаться, и «пепел», непрерывно напоминающий ему о трагических событиях, куда-то исчезал на время. Ему даже почудилось, вот наваждение! Будто бы, сквозь какую-то туманную даль до него донеслись слова его Учителя:

— Егор, жизнь ещё не кончилась. У тебя есть братья, которым ты дорог и которым ты очень нужен! Да и Родина никуда не исчезла. Сейчас ей очень трудно, она нуждается в помощи и защите. На любом месте всегда можно помочь ей, надо только постараться. Очень постараться.

Ошеломлённый услышанным он на некоторое время замер, но стукнув кулаком по столу, воскликнул:

— Ай да наставник, вовремя успел донести до меня нужные слова! Вот именно! Он ещё нужен! И чтобы не случилось, он всегда будет помнить эти слова! Он ещё нужен братьям, Родине! А как же иначе-то? Ведь и они, его дорогие братушки, тоже уходят в новую жизнь. Вон как Илья и Сергей в этой новой нахлебались по горло всякого. И чтобы с ними случилось, не помоги им многократно Дед и не имея такой защиты, как руководимая им команда? Им же хорошо известен звериный оскал порядка, установленный этим режимом. Наверняка тоже ждёт и Николая, и Карима, и Гасана. Правда, они не беззащитны, не беспомощны, не представлены только самим себе. У них есть мощная финансовая и организационная поддержка. Да и, не будем лукавить, силовая тоже. Он, Егор, жизни своей не пожалеет ради их будущего. Даже не задумываясь, главное успеть!

От этих мыслей у него вновь душа на время перестала болезненно ныть. Он вновь почувствовал себя твёрдо стоящим на этой земле, а не на зыбкой основе. В общем, как ни крути, а жить продолжать надо, пусть не ради себя, так хоть ради братьев, Родины. Внезапно его «пронзила» мысль:

— А чего ты так расслабился, сник? Ведь есть же приказ Деда, он же предупреждал. Ты же добровольно пошёл за ним. Сам пошёл! Никто тебя не тянул. Ты же прекрасно знаешь, за что боролся Учитель, наставник! Отлично понимаешь, кому-то ведь надо продолжить начатое им. Пусть не путём боевой работы, хотя, кто знает, в этой жизни и такое не исключено, отнюдь не исключено. Но ведь кто-то должен подхватить упавшее знамя, выроненное их отцом. Ты же боец, ты давал клятву служить Родине, её народу. Сейчас твоё задание чётко сформулировано Учителем: поддержка за счёт отобранных у грабителей толстосумов самых обездоленных и беззащитных на своей Родине. Тебе отлично известно их нынешнее состояние. Для многих из них выполнение этого приказа наставника означает только одно — продолжение жизни! Чего уж тут ныть-то, теребить свои сердечные раны. Выполнять! Выполнять, невзирая ни на что! Выполнять до тех пор, пока не будет исчерпано всё собранное командой, или пока жив! Другого пути у тебя больше нет! А собранного ими немало, должно хватить, по крайней мере, тем, кому они уже определились в качестве спонсоров. Тьфу, слово-то какое поганое, хотя очень нужное. А там глядишь и опомнится великий народ, сбросит эту гниющую тяжёлую шкуру, наброшенную ему на голову! Опомнится! Должен опомниться! Дай-то Бог ему дожить до такого. Вот это-то и будет настоящим памятником их Учителю и наставнику.