Но он всё-таки не соблазнился, страх был сильнее любого сексуального желания, запросто подавлял его. Прохор Касьянович притих. Кроме дома, госпиталя, да кабинета никуда не выходил. Постепенно, видя, что до него нет никому никакого дела, никаких происшествий и страшилок по телевизору не говорили, начал смелеть. И когда дня через четыре метящий в замы вновь позвонил и предложил опять поляну, женщину и прочие радости, уже не отказался, хотя, если честно говоря, представив, что ему надо покинуть охраняемый гарнизонный посёлок и ехать за десять километров на дачу говорящего, страх снова начался подниматься в нём. Но ему быстро удалось подавить этот страх, убедив себя во мнительности:
— Ладно, начинайте без меня. Приеду, только мою тёлку не мните и даже пальцем не трогайте. Приеду проверю!
Услышав заверения на этот счёт, не дослушав, бросил трубку. Это мероприятие закончилось довольно благополучно. Вот только бедная дама была буквально им растерзана, особенно в машине. Там он уж заставил её повертеться, поакрабатничать. Так прошло ещё несколько дней, постепенно он отошёл от постоянного ожидания возмездия, страх его затаился ещё глубже, только изредка вдруг кольнёт и снова погрузится в глубины тайника его души. Он стал много пить, не жалеть родных, Галок, поставляемых ему жаждующими попасть в его команду на хорошие должности. На них, этих бедолагах, он и отводил душу, топя страх, отчаяние и ненависть к людям, не дающим ему, такому простому мужику нормально жить. Дамы, прошедшие в эти дни через его руки, теперь откровенно опасались его и шептали на ушко другим о его выкрутасах с ними.
В один из вечеров, приглашённый очередным соискателем места в его команде, Прохор Касьянович, «принял прилично на грудь» и «жёстко отодрав» очередную женщину, покинул дружеское застолье. Почему-то решил с собой её не брать, видимо её нытьё, стоны и упрашивания надоели. Плюхнувшись в машину, несмотря на все уговоры немного подождать или отвезти его на другой, он резко газанул и, чуть не врезавшись в столб ворот, вырулил и поехал. Кое-как выехал из лесочка, где находилась дача претендента. И тут его остановил ГАИшник. Возле стоящей их машины топтался ещё один. Невиданное, неслыханное дело! Он попытался нахрапом надавить на него, с пьяной удалью объясняя, чего этому дуболому в форме за это будет, как только он приедет в часть. Но тот, недолго послушав его выкрики и угрозы, вежливо попросил предъявить документы и дунуть в алкометр. Изучив его удостоверение, других у новоявленного подполковника не оказалось, посмотрел на показание алкометра, записал их. После этого составил протокол, попросил расписаться. Прохор Касьянович с пьяной ухмылкой:
— Пиши, пиши, контора, завтра у твоего начальника встретимся, — положил какую-то закорючку.
В это время Прохор Касьянович сзади услышал шаги, что-то кольнуло его в шею. Но он не обратил на это внимания. Разозлённый этой встречей, считай, в чистом поле, на безлюдной и безмашинной дороге, он полез в машину, уселся в кресло и отключился. Пришёл в себя в каком-то домике, оглядевшись, вдруг понял — у себя в садовом участке, в том строении, которое ему помог строить отец. Учитывая, что фактически строил отец, имевший ещё тогда большие возможности, этот домик был больше всего похож на настоящую дачу, а не те строения, которые лепили бог знает из чего другие офицеры и прапорщики. Но он, тем не менее, по совету своего мудрого папаши называл это сооружение всё-таки садовым домиком.
Сидел он в кресле, подаренном ему, ещё молодому офицеру, только начавшему тянуть лямку воинской службы, всё тот же папаша. Рядом стоял мужчина, вглядевшись в которого узнал ГАИшника, остановившего его в поле. Увидев его серые, блестящие сейчас как сталь, безжалостные глаза, облился холодным потом. Эти глаза ему ясно говорили:
— Пощады не будет никакой! Это расплата за его подлость!
Мужчина, следивший за его реакциями, мрачно усмехнулся:
— Понял, подлая душонка! Расплата пришла!
Прохор Касьянович задёргался, заверещал, выкладывая свои доводы, соображения. Кои он сотни раз «обкатывал» в своей голове, стараясь обелить себя. Дав ему некоторое время выложиться, мужчина резко оборвал его оправдательную речь.
— Говоришь ты, как настоящий русский офицер, обязан был выполнить приказ командования? А разве настоящие русские офицеры воевали против своего народа, убивали его лучших героев? Ты же видел, что все, кого этот генерал теребил, требуя выполнить его подлый приказ, отказались! Один ты предложил свои услуги. Говоришь, что не знал о героических делах этой команды, уничтожить которую ты же взялся? Опять врёшь! К тому времени уже в части знали, что полковник и его команда СОБРовцев отказалась поднять своё оружие против Деда, да и ОМОН вместе с милицией тоже не лезли в драку. Говоришь, сам рисковал головой, получил рану? Идиот, тебя же этим предупредили, а ведь могли просто пристрелить как бешеного пса, коим ты и был тогда. Пожалели, думали, одумается, поймёт! Говоришь, не ты исполнял приказ, а твой заместитель и солдаты? Опять врёшь! Своему заму, с которым будет особый разговор, отдал приказ именно ты! И ты передал солдатам два ящика водки, лично передал и приказал выпить перед атакой. И говоришь, Прохор, что ты только исполнял приказ, но тебе хорошо известно, что если приказ преступный, то ты, согласно Конституции этого же режима, имеешь полное право отказаться от его выполнения, как это сделали другие офицеры части, не чета такому «говнюку», как твоя особа. Весь твой бред в оправдание не стоит ни гроша ломаного, и тебе об этом хорошо известно.
Читать дальше