Возможно, тогда Кольберг был прав. Во всяком случае, Стенстрём с годами стал способнее. И хотя так и не научился стучать в дверь, он сделался тем не менее хорошим полицейским — добросовестным, трудолюбивым и знающим. Натренированного, спортивного Стенстрёма, с его приятной внешностью и общительным характером, можно было считать настоящим украшением полиции. Его, наверное, можно было изображать в рекламных проспектах, зазывающих на службу в полицию, чего нельзя было сказать о многих других. Например, о Кольберге, грубоватом, толстощеком и тучном. Или о полном стоицизма Меландере, внешний вид которого не противоречил утверждению о том, что самые большие зануды часто бывают лучшими полицейскими. Это также не относилось к красноносому и неказистому Рэнну. Нельзя было этого сказать и о Гунвальде Ларссоне, чей огромный рост и грозный взгляд могли нагнать смертельного страха на любого и который к тому же очень гордился собой.
Это было справедливо и по отношению к самому Мартину Беку, сопящему и шмыгающему носом. Вчера вечером он смотрел на себя в зеркало и видел длинную жердеобразную фигуру с худым лицом, широким лбом, крепкими скулами и недовольными серо-голубыми глазами.
Кроме того, Стенстрём обладал определенными специфическими качествами, часто выручавшими и всех остальных.
Обо всем этом Мартин Бек размышлял, глядя на предметы, которые Кольберг доставал из ящиков письменного стола и аккуратно раскладывал на столешнице.
Разница состояла в том, что сейчас о человеке по имени Оке Стенстрём он думал почти равнодушно. Чувства, овладевшие им было в кабинете на Кунгсхольмсгатан, когда Хаммар провозглашал прописные истины, исчезли. Момент жалости прошел и уже никогда не вернется.
С той минуты, когда Стенстрём положил на полку свою форменную фуражку и продал мундир старому приятелю из полицейской школы, он работал под руководством Мартина Бека. Сначала — в отделе уголовной полиции на Кристинеберг, входившем в состав Главного управления и являвшемся в основном подразделением, предназначенным для помощи перегруженной муниципальной полиции в провинции.
Потом вся полиция стала централизованной, это произошло в 1964–1965 годах, и вскоре они переехали сюда, на Вестберга-алле.
В прошлом Кольберга часто отправляли в командировки с различными заданиями, Меландера перевели по его собственному желанию, а Стенстрём оставался в составе отдела неизменно. Мартин Бек знал его почти пять лет, вместе с ним участвовал во многих расследованиях. Многому, что Стенстрём знал о практике полицейской работы, он научился именно за это время. Возмужал, преодолел почти полную нерешительность и робость, ушел из своей комнаты в квартире родителей и поселился вместе с женщиной, с которой, по собственным словам, собирался связать свою жизнь. К тому времени умер его отец, а мать переехала в Вестманланд.
Мартин Бек должен был знать о нем почти все, однако знал, как ни странно, немного.
Конечно, ему были известны наиболее важные события и, в общих чертах, характер Стенстрёма, его достоинства и недостатки, но к этому мало что можно было добавить.
Порядочный парень. Честолюбивый, упрямый, ловкий и сообразительный. Вместе с тем он был немного робкий, чуточку наивный, совершенно лишенный рвения и к тому же неуравновешенный. Но кто без этого?
Может быть, он мучился комплексом неполноценности?
Например, по отношению к Кольбергу, который часто сыпал цитатами и заумными софизмами. Или по отношению к Гунвальду Ларссону, который как-то раз за пятнадцать секунд вышиб ногой дверь и одним ударом лишил сознания больного психопата, вооруженного топором. Стенстрём тогда стоял в двух метрах и размышлял, как поступить. Или по отношению к Меландеру, выражение лица которого всегда оставалось бесстрастным и который никогда не забывал о том, что один раз увидел, услышал или прочел.
А кто в подобной ситуации не страдал бы от комплекса неполноценности?!
Почему он так мало знал о нем? Может быть, потому, что недостаточно внимательно наблюдал? Или потому, что и наблюдать-то было не за чем?
Мартин Бек, растирая кончиками пальцев кожу у корней волос, рассматривал предметы, которые Кольберг раскладывал на столе.
Стенстрём всегда отличался педантичностью. Например, его часы непременно должны были быть отрегулированы с точностью до одной секунды. Об этой же аккуратности свидетельствовал и порядок в его письменном столе.
Бумаги, бумаги и снова бумаги. Копии рапортов, записи, судебные протоколы, инструкции, специальная юридическая литература. Все это было разложено аккуратными стопками.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу