Пер Валё: Смеющийся полицейский

Тринадцатого ноября вечером в Стокгольме шел дождь. Мартин Бек и Колльберг играли в шахматы в квартире Колльберга недалеко от станции метро Шермарбринк. Оба были свободны, потому что последние несколько дней практически ничего не происходило.

Мартин Бек играл скверно, но ему все же каким-то образом удавалось оказывать сопротивление Колльбергу. У Колльберга была дочка, которой недавно исполнилось два месяца, и в тот вечер ему пришлось исполнять роль няньки, а Мартин Бек не испытывал особого желания возвращаться домой и всячески оттягивал тот момент, когда придется это сделать. Погода была отвратительная. Проливной дождь барабанил по крышам и окнам, улицы почти опустели, на них появлялись лишь одинокие прохожие, у которых, очевидно, были серьезные причины, чтобы выходить в такую погоду.

У посольства США на Страндвеген и ведущих к нему соседних улицах четыреста полицейских сражались с демонстрантами, которых было раза в два больше. Полицейские были вооружены гранатами со слезоточивым газом, пистолетами, резиновыми дубинками, автомобилями, мотоциклами, коротковолновыми радиостанциями, мегафонами, шли с овчарками и ехали на лошадях. Демонстранты были вооружены петицией и бумажными плакатами, расползающимися под проливным дождем. Вряд ли их можно было считать монолитной группой, поскольку здесь были разные люди, от тринадцатилетних школьниц в джинсах и шерстяных полупальто с капюшонами и весьма серьезных студентов до провокаторов, профессиональных хулиганов и даже восьмидесятипятилетней актрисы в беретике и под голубым зонтиком. Какой-то сильный импульс заставил их противостоять ливню и всему остальному, что могло произойти.

Полицейские, в свою очередь, тоже не представляли собою элиты. Их согнали сюда из всех полицейских участков города. Однако тем, у кого был знакомый врач и кто сумел каким-то другим образом выкрутиться, удалось избежать этой неприятной командировки. Остались лишь те, кто знал, что они делают, и одобрял это, — на полицейском жаргоне их называли петухами, и те, которые были слишком молодыми и неопытными, чтобы решиться не участвовать в происходящем, и которые, кроме того, не имели ни малейшего понятия, в чем они, собственно, участвуют, а уж тем более, зачем они это делают. Лошади становились на дыбы и грызли удила, полицейские нервно ощупывали кобуры пистолетов и размахивали дубинками. Маленькая девочка несла плакат «Исполни свой долг! Собери побольше полицейских!» Трое патрульных, каждый весом восемьдесят пять килограммов, набросились на нее, разорвали плакат и затащили ее в автомобиль, где выкрутили ей руки н лапали ее за груди. В этот день ей как раз исполнилось тринадцать лет, и груди у нее еще не успели развиться.

Всего задержали больше пятидесяти человек. Многие были ранены, в крови. Некоторые оказались так называемыми важными персонами, и можно было ожидать, что они напишут об этом в газетах или станут болтать по радио и телевидению. Дежурные офицеры полицейского участка с трепетом смотрели на этих важных персон, заискивающе улыбались им и с извинительными поклонами провожали до дверей. Всем остальным предстоял не слишком приятный допрос. Дело было в том, что одного из конных полицейских ударили по голове бутылкой, а ведь ее кто-то должен был бросить.

Операцией руководил офицер полиции в высоком чине, с военным образованием. Его считали экспертом в делах по поддержанию порядка, и он удовлетворенно наблюдал весь тот беспорядок, который ему удалось создать.

В квартире возле станции метро Шермарбринк Колльберг сложил фигуры и пешки в коробку и закрыл крышку.

— Ты никогда не научишься играть, — укоризненно сказал он.

— Наверное, это требует особых способностей, — угрюмо произнес Мартин Бек. — Для этого нужно иметь смекалку.

Колльберг сменил тему.

— Наверное, сейчас порядочная заварушка на Страндвеген, — заметил он.

— Наверное. А в чем, собственно, там дело?

— Они хотят вручить письмо послу, — ответил Колльберг. — Письмо, всего-то делов. И почему бы им не послать его по почте?

— В таком случае оно не привлечет к себе внимания.

— Конечно, но все равно получилось глупо, так что даже стыдно.

— Да, — согласился Мартин Бек.

Он надел плащ и шляпу и собрался уйти. Колльберг тоже поднялся.

— Я выйду с тобой, — сказал он.

— А что ты собираешься делать на улице?